Через пару месяцев комиссия вновь вернулась к рассмотрению доработанных проектов, которые представляли М. Г. Бархин (№ 101–107) и Кулагин с присоединившимся к нему Лебедевым (№ 114–128). Оба проекта удостоились одобрения, однако их авторам указали на необходимость переработать решение угловых, повышенных частей, в которых, собственно, и заключался весь эффект композиций. Причем сроки для переделок были поставлены жесткие и явно нереальные – три дня, под угрозой отклонения проектов. С учетом последующего развития событий подобная спешка выглядит совершенно излишней.
В целом зодчие, проектировавшие дома № 101–107 и 128–130, предложили аналогичные решения – северные торцы протяженных семиэтажных корпусов завершались своеобразными башнями в девять этажей, акцентировавшими выход проспекта на площадь. Оформление въездов на новые магистрали симметрично поставленными башнями, впервые в Москве примененное на 1-й Мещанской улице, получило в дальнейшем широкое распространение. Например, подобным образом были решены въезды в город по Ленинскому и Кутузовскому проспектам.
При таком подходе казалось бы логичным поручить проектирование обоих зданий одному авторскому коллективу, что позволило бы добиться уместной для данной ситуации полной симметрии композиции. Однако почему-то столь естественное решение никому в голову не пришло. Ни к чему хорошему это недомыслие не привело.
Судьба дома № 101–107 (современный № 79) оказалась по-настоящему драматичной. Сначала его заказчиком выступало Жилищно-арендное кооперативное товарищество (ЖАКТ) № 221. После того как его первый автор М. Г. Бархин исправил важнейшие замечания экспертной комиссии, было решено приступить к строительству.
Расчистка площадки потребовала срочного выселения около сотни жильцов из сносимых хибарок. Однако свободных квартир в Москве не было, и тогда было решено возложить решение проблемы на самих переселенцев поневоле. Правда, их участь постарались максимально облегчить – каждому из них выплачивалось по 2500 рублей (очень приличные деньги по тем временам), бесплатно предоставлялись материалы, полученные от разборки старых строений, а также транспорт. Справедливо считалось, что при таких условиях каждая семья способна была обзавестись вполне приличным собственным домом в пять-шесть комнат на выделенных для этого участках в Вешняках. Но вот как выходили из положения одинокие и престарелые люди?[39]
Пока суть да дело, ЖАКТы были заменены домоуправлениями, требования к дому изменились, и в соответствии с ними проект переработал архитектор Рагинский. Однако результат его стараний вновь признали неудачным. Проектирование перешло к архитекторам П. И. Фролову и А. П. Голубеву. Стройку объявили скоростной, рассчитывая завершить кладку стен за четыре месяца[40]. Но и это не помогло. В начале 1938 года стройку остановили, выложенную коробку законсервировали[41], но вскоре на ней вновь появились рабочие – дом решено было достроить, причем именно скоростным методом.
Высокие темпы достигались прежде всего типизацией отдельных деталей и элементов. Однако осуществить эти планы по ряду причин не удалось. Ни проектировщики, ни строители оказались не готовыми к работе по-новому. Правда, удалось создать набор стандартных деталей для внутренних частей – колонн, перекрытий, перегородок. Наружные же стены возводились обычными темпами, из-за чего, вместо намеченных четырех, дом сооружался целых 11 месяцев. Все же к открытию ВСХВ в 1939 году готовое здание уже служило заметной вехой, указывающей дорогу к выставке.
Но коллеги-архитекторы отнеслись к детищу Фролова достаточно сурово. Отметив некоторые положительные черты сооружения, они раскритиковали отделку фасада, особенно осудив вялое, невыразительное решение башни, которая, по их мнению (вполне резонному), должна была служить мощным акцентом всей композиции. Детали отделки размещались на фасаде без какой-либо логики (например, пилястры нижних этажей, прилепленные к рустованной стене). Вывод был однозначным: архитектор не понял того, что именно в скоростном строительстве, вооруженном высокой строительной техникой, должны выковываться новые образцы советской архитектуры[42]. Примерно так же реагировали и другие рецензенты, обращавшие внимание на непродуманное композиционное решение, грубые детали, не увязанные с типом здания и с методами стройки.