Я понимаю. Он пришел сюда проверить работаю ли я после того, как мы разошлись.
— Есть с клубникой, вишней. Впрочем, можете сами посмотреть в верхнем ящике комода.
— Я предпочту, чтобы это сделали Вы, — он смотрит озлобленно на меня, а потом берет за руку и ведет к комоду. — Покажите, что у вас есть.
Я начинаю доставать лубриканты: от обычной самой наипростейшей смазки в голубом тюбике я перехожу к согревающим и охлаждающим. Тем, что замедляют эякуляцию или анальным. Я достаю все и лишь на дне, как по волшебству, находится ванильный аромат.
— Большой арсенал, я смотрю. Я все же остановлюсь на том, что хотел изначально, — он берет ванильную смазку и подтягивает меня к себе.
— Бен, я хочу нормально поговорить… — меня перебивает его поцелуй, который так и показывал, что со мной разговаривать явно никто не хотел.
— Я Джордж, твой клиент. Ты явно с кем-то меня путаешь. Пожалуйста, сними с меня штаны и отсоси мне, детка.
— Фу, так ни один мужчина со мной не разговаривал, — скривившись от мерзости, возникаю я, но тут же замолкаю, наблюдая за Беном.
— Я — твой клиент. И как угодно, так и обращаюсь с тобой. Если ты сама не хочешь снять с меня штаны, я сделаю это самостоятельно.
Он расстегивает штаны и снимает их. Его член опущен, висит и даже нет намека на возбуждение. Я, конечно, понимаю, что в этой ситуации все легко решается ртом или руками, но сам факт того, что его это не возбуждает, заставляет меня думать о том, зачем это вообще тогда нужно, если не для сексуальной разрядки. Я присаживаюсь на колени так, чтобы прямо напротив была его нагота. Я трогаю руками рыжие волосы на лобке, целую член, облизываю яйца. И он снова не возбуждается. Тогда я беру в руку его сморщенный и вялый член, начиная нежно действовать рукой. Но и это не помогает.
— Бен?
Он сильно вздыхает и садится.
— Нил, я хотел прийти с гордо поднятой головой, плюнуть тебе в лицо и уйти, все так же задрав голову.
— Под плюнуть ты, видимо, хотел кончить мне в лицо? Прости за каламбур.
— Я хотел, чтобы тебе было так же противно, как и мне, но я даже не могу нормально наслаждаться тем, за что заплатил деньги, — он поднимает свои штаны и начинает их застегивать. — Извини за это. Я хотел проверить, работаешь ли ты. И, убедившись в этом… Я правда ожидал, что по телефону ваш оператор скажет мне то, что Аннабель больше не работает. Что Аннабель уволилась и мне предложили бы другую девушку. Но я бы к ней не пошел. Я бы позвонил тебе и прибежал бы, черт возьми, с цветами, Нил! Ты мне была так дорога, — он затягивает ремень и садится, протирая глаза. — Ты уже становилась для меня всем и чуточку больше, но ты разрушила это за секунду. За ту ужасную секунду, когда ты взяла и показала мне сайт ваш. Ты сама-то понимаешь, как это гнусно?
— Кто-то зарабатывает умом, — я ежусь и пересаживаюсь дальше от него, но при этом не спускаю с него глаз. — Кто-то силой, как ты. А кто-то телом. Стриптизерша ли, модель, актриса или девушка из борделя. Все мы в одной лодке.
— Только твоя лодка тонет. Ты прозябаешь здесь, Нил.
— Так уходи! — не выдерживаю и вскрикиваю я. — Уходи из этого Дома, уходи из моей жизни! Не появляйся и не поучай меня, раз я такая неисправимая. А если я хочу тонуть? — я не хотела тонуть. Я хотела лишь получать деньги, потому что для меня это был лишь самый легкий способ в их добыче. — Если я хочу прозябать?
— Позволь мне вытащить тебя с этой тонущей лодки? Или разреши быть в этой пучине с тобой?
некоторое время спустя
Бен был для меня самым странным, но при этом самым желанным мужчиной на земле. Мне не нужны были огромные мужики с такими же огромными орудиями в штанах, мне не нужны были романтики с букетами полевых цветов в одной руке и стихами в другой. Мне нужен был Бен.
Мы часто говорили обо всем, что творилось до нашей встречи со мной.
— А как-то пришел и Ангус, — однажды говорю я. — Такой застенчивый, милый парень, он ходил ко мне подряд года четыре из пяти, что я там работала, — с некой тоской вспоминаю я. — У него были проблемы с девушками.
— Причем, всегда, — замечает Бен. — Он рассказывал, что они его, мол, не удовлетворяют. Не понимаю, как это может произойти, ведь механизм не такой сложный, как у женщин, например. А Аннабель, — замялся мужчина, — она его удовлетворяла?
— Действительно хочешь это знать? — я смущенно улыбаюсь, а потом встаю с кровати и потягиваюсь. — Тебе интересно, кончал ли твой брат с твоей девушкой?
— О, вот в таком контексте уже нет, спасибо, — он тянется ко мне и обнимает за ноги. — Нил, почему Аннабель?
— Да не знаю, — вспоминая как я выбрала такое имя, я отвечаю ему. — Вроде бы в каком-то фильме услышала. А потом долго решался вопрос Аннабель или Элизабет. Как видишь, я была Аннабелью и никаких Элизабет.
Я готовила этому мужчине завтрак, обед, даже полдник, что для меня было большим трудом, и ужин. Я была рада делать ему приятности до того момента, пока не закончились деньги. А закончились они ровно через месяц после того, как он стал жить со мной. Мы тратились больше на еду, на услуги по дому. Как бы не говорилось, что ванную принимать вдвоем — экономить воду, это неправда. Счет за воду поверг меня в шок, когда я пересчитывала евро, оставшиеся в кошельке. Я понимала, что, живя для себя, я не ела ни мяса, ни птиц, а тратила деньги лишь на эпиляцию и поиски красивого и дорогого белья.
В один момент я обрадовалась, что силой воли и усилиями других людей я бросила занятие проституцией, но где-то в глубине я понимала: я сгнию быстрее там, где не нужно быть постоянно раздетой. Я сидела изо дня в день, думая о том, что хуже уже не будет, пока вновь и вновь мне не приносили счета, и я с болью рассчитывалась с консьержкой. Бен не приносил денег, сколько было нужно для оплаты, а если и приносил, то мы еле наскребывали на еду.
Мне стало казаться, что возвратиться туда, откуда я выбралась из самых низов, неплохая затея, да и ушла я оттуда совсем спокойно, без лишних слов. Но Бен — это то, что меня удерживает. Он бросился со мной в тонущую лодку, не спасая, тонем вместе, и это будет самым ужасным предательством.
Но… Я все же одеваюсь, жду к вечеру, пока Бен уйдет, и иду в Дом. Открыв дверь, я вижу расплачивающегося клиента и Хлою. Я зачем-то прячу глаза, хоть оно уже того и не стоит. Клиент уходит.
— Привет, Хлоя, — я с опаской смотрю на женщину, боясь осуждения.
— Нил, какая приятная встреча, — улыбается мне она сквозь зубы. — Какими судьбами?
— Да в кафе шла, — я показываю рукой на дверь и снова смотрю на женщину. — Решила заглянуть.
— Странно, наверное, заглядывать на работу, где зарабатываешь не умом, а телом, — язвит Хлоя. — Ангус спрашивал про тебя. Рассказывал, что ты, цитирую, «грязная потаскуха, которой не жалко расставлять ноги и бесплатно». Будто он мог представить другой исход, — она выдыхает. — Он сейчас ходит к Виктории. Платит меньше, но она рассказывала, что такого мужчины у нее еще не было. Агрессивный, страстный.
— Ангусу куда-то надо девать свою злость, — выслушав все слова о себе, я пытаюсь понять, хочу ли я вообще спрашивать про возвращение. И набравшись смелости, все-таки спрашиваю, — Слушай, Хлоя. Прошел всего месяц, как я ушла. Я же могу вернуться в любой момент?
— Это тебе не фриланс, где работаешь на себя и не зависишь от клиентов, — она что-то забивает в компьютере. — Узнав о твоем уходе, некоторые клиенты были настолько раздосадованы, что предлагали купить твой номер и встречаться у них дома. Они все разбежались к другим девушкам, и по большему счету… — она замолкает.
— Что по большему счету?
— Ты уже просроченная*, — говорит мне Хлоя с некой издевкой. — Посмотри на себя. Проститутка, жизнь которой ее потрепала. Ты извини, что так прямо, но у нас куча молодых девочек, которые забрали всех клиентов и теперь. Ты просто никому не нужна. Твой срок истек.
Я киваю, сжав губы, чтобы не расплакаться от больных мне слов, и ухожу. По дороге обратно я рассматриваю себя в маленькое зеркальце: я вижу свои морщины, свои усталые глаза, свой грязный рот, принимавший столько членов, что и представить трудно. Я смотрю, вижу все это. Но в душе просто не верю, как я могла бросить все ради любви, в которую никогда не верила, и боюсь, что не буду верить сейчас.