— А ты знаешь… что мужчинам опасно… входить в гарем без охраны… — топая следом, просвещает меня Рашат и я в шоке на миг застываю, запнувшись от неожиданности о ковер.
Действительно… а почему я об этом даже не подумал? Но возвращаться все равно не стану, на входе ведь должна быть охрана, иначе все пленницы давно бы разбежались, значит, с нее мы и будем требовать… все, что захотим.
Охрана, раскормленный бывший мужчина в широком балахоне и с плетью за поясом выглядит весьма экзотично и немного жалко.
— Вам сюда нельзя… Зайзир-иде… хан нас убьет… — едва завидев нас, заволновался толстячок, приняв спросонья моего спутника за покойного Ахтархона.
— Он со мной, — авторитетно заявил я, протискиваясь мимо охранника, — где здесь дочка торговца редкими птицами… вчера утром привели?!
— А к ней нельзя… она наказана… — начал было высокомерно объяснять евнух, и вдруг словно поперхнулся.
Подозреваю, что он разглядел, наконец, мои глаза и от увиденного мигом проснулся окончательно.
— Это ты сейчас будешь наказан… — грозно рявкаю, выдернув у упрямца из-за пояса плеть и резко щелкая перед его носом, — если немедленно не проведешь меня к ней… да позаботься о нашей безопасности, иначе первым отправишься… на встречу с предками.
Второй евнух заинтересованно выглянул на шум из неприметной дверцы и, мгновенно сообразив, что находиться тут не совсем полезно для его здоровья, исчез без единого слова.
Охраннику поневоле пришлось мне подчиниться и он, всем своим видом старательно демонстрируя возмущение, нехотя поплелся впереди нас по направлению к дальним покоям. Сейчас, когда Лайли была где-то рядом, меня охватило тревожное волнение, а сознание, что я больше всех виновен в том, что пришлось вытерпеть здесь мужественной девушке, жгло душу, заставляя почти бежать. И медленное продвижение по залам под тяжелые нарочитые вздохи евнуха, раздражало просто безумно, с каждой секундой становясь все невыносимее. Наконец я не выдержал, и плеть, словно случайно, свистнула в опасной близи от обтянутой дорогой тканью пятой точки евнуха. Резво подпрыгнув от испуга, гаремный пастух правильно понял намек и помчался вперед как ошпаренный.
Комнатку, в которую он нас привел, оборудовали специально для наказания строптивых, я это понял с первого взгляда. И моментально озверел. Для меня нет ничего более мерзкого в людях, чем рассудительное, хладнокровное придумывание методов и приспособлений для изощренных пыток. И я готов собственноручно убивать изобретателей таких гнусностей, безо всякого суда и жалости. Ибо абсолютно уверен, те, кто придумывает такое, людьми считаться не могут. Они перестает ими быть в тот самый миг, когда перед воспаленным воображением впервые предстают в деталях результаты применения дьявольских приспособлений.
Момент, когда моя рука поймала за шиворот непонятное одеяние евнуха, я и сам пропустил. И только его выпученные от страха глаза, и задыхающийся рот, почему-то оказавшиеся на уровне моего лица, заставили сознанье проясниться. Брезгливо разжимаю пальцы и толстячок шлепается на пол, схватившись руками за горло. Молнией метнулась плеть, на этот раз не в шутку огрев раскормленную спину, но охранник только всхлипнул, зачем-то пряча голову.
— Ключи! — рычу от бешенства, и тяжелая связка, словно по волшебству, появляется у меня в руках.
— Отпирай! — мгновенно сообразив, что не скоро разберусь с таким количеством разнообразных по форме железок, командую толстяку, и для ускорения слегка наподдаю сапогом под тяжелый зад.
Решетчатая дверца в стоящую у ближайшей стены тесную клетку из толстых железных прутьев, с залитыми свежей кровью каменными плитами пола, распахнулась почти мгновенно, и я, не медля, ринулся туда, отбросив Рашату плеть. Осторожно просунул руки под неподвижно распростертое на холодном полу тело, бережно прижал его к груди и шагнул назад, в похожее на лабораторию сумасшедшего лекаря помещение. Бережно опускаю раненого на стол, хотя и похожий на операционный, но явно использующийся с прямо противоположными целями и мстительно указываю трясущемуся евнуху на клетку. Он понял все правильно, торопливо протиснулся в узкую дверцу и сжался в дальнем углу, ожидая от меня чего-нибудь такого, чем они угощали непокорных девушек. Однако я моментально забыл про него, едва разглядев в полутемном углу второго узника. Вернее, узницу. Прикрученная за локти к двум вбитым в стену крючьям таким образом, чтобы непрерывно смотреть на клетку, где медленно умирает любимый, на узком топчанчике обвисла без сознания Лайли, замотанная до глаз в многослойную читэру.