Гиршл в это время был погружен в чтение разложенных перед ним на столе страниц непереплетенной книги. Оторвавшись от чтения, он достал специальную бумагу, свернул себе папиросу, зажег ее и взглянул на кнут в руках Стаха, цимлиховского кучера.
Борух-Меир налил Стаху стаканчик водки. Тот отложил кнут и залпом выпил.
— Еще? — спросил Борух-Меир.
Стах посмотрел на пустой стакан.
— Ну, может быть, еще один маленький за ваше здоровье, пан.
Цирл оглядела одежду сына, расправила собственное платье и сказала:
— Хорошо, что я еще не сняла субботнее платье, не надо переодеваться. Я не задержу вас.
Борух-Меир снял субботний штраймл, надел будничную шляпу и сказал:
— Гиршл тоже еще в выходном костюме.
Сложив руки, он стал ждать.
Цирл осмотрела стол, заперла кладовку, где хранились продукты, и поинтересовалась:
— Вы готовы?
— Вполне, — ответил Борух-Меир.
Стах принес из повозки три шубы, помог Гурвицам одеться, усадил их в коляску и положил им на колени медвежьи полости. Цирл повернулась к дому.
— Запри дом, да не забудь вынуть ключ из замочной скважины, слышишь? — крикнула она в открытую дверь.
Прислуга кивнула. Затем, подумав, что хозяйка могла не увидеть кивка, вышла на улицу и заверила ее:
— Не беспокойтесь, я сейчас же вытащу ключ.
Цирл удобно устроилась в коляске, подняла меховой воротник и распорядилась:
— Ну, поехали!
— Поехали! — поддержал ее Борух-Меир, пряча руки под медвежью полость.
— Ты хорошо укрыт, Гиршл? — спросила Цирл. — Подними воротник!
Гиршл, укутанный до подбородка в Цимлихову шубу, проворчал что-то, сунул руку в карман, вынул платок и закрыл им рот.
Цирл шепнула мужу:
— Похоже, наш возница очень воодушевился!
Борух-Меир, поглядев на кнут в руках Стаха, произнес:
— Смею заметить, что он размахивает этой своей пальмовой ветвью, как еврей во время «ойшанойс».
Цирл одобрительно отнеслась к реплике Боруха-Меира, а он, в свою очередь, оценил ее тонкое чувство юмора.
Стах гикнул, и лошади рванули, отчего коляска несколько накренилась. Дорога была хорошо накатана, стоял бодрящий морозец, лошади бежали ровной рысью. Через час они увидели ожерелье огней и услышали лай собак. Стах стал вращать свой кнут так, что кожаная плеть обвилась вокруг кнутовища, натянул волоки и крикнул:
— Тпруу!
Лошади сделали еще несколько шагов и встали.
— Почему мы остановились? — обратилась Цирл к Боруху-Меиру.
— Мы остановились, потому что приехали на место, называемое Маликровик, — объяснил ей муж.
— Уже? — удивилась Цирл.
— Уже! с гордостью произнес Борух-Меир, как будто это было невесть какое достижение.
— Выходит, это недалеко? — высказала предположение Цирл.
— Попробуй дойти пешком, тогда узнаешь, далеко ли это, — предложил Борух-Меир.
— Ты шутишь? С моими-то ногами! — отозвалась Цирл. — Гиршл, мы приехали!
Гиршл подобрал платок, упавший на медвежью шкуру, сунул его в карман.
Дом Гедальи Цимлиха стоял в окружении сараев и конюшен, полузанесенных снегом. Он был обсажен деревьями и кустарниками. Как только коляска въехала во двор, собаки залились лаем, при этом тенором они приветствовали Стаха и альтом — гостей.
Стах слез с облучка и пнул одну из собак в брюхо, отчего она отлетела в снег. Нагнувшись, он схватил ее и кинул в кучу других псов. Собака встряхнулась, освобождаясь от снега, и посмотрела на него невозмутимо, как бы заявляя: «Чего ожидать от дубины с железными заклепками?» «Дубина с железными заклепками» — это была кличка, которую собаки дали Стаху, носившему сапоги с железными подковками.
Выпрыгнув из коляски, Борух-Меир подал руку жене. Цирл подала руку сыну, помогая ему выйти из коляски. Гиршл протер глаза мокрой рукавицей и взглянул на ярко освещенный дом. Ему показалось, что в деревне можно жить беззаботно. Но как только он вспомнил, зачем здесь, дом Цимлихов потерял всю свою прелесть.
Гедалья и Берта поспешили навстречу гостям и стали хлопотать вокруг них, освобождая от шуб. Борух-Меир натянул свою на голову и прорычал:
— Осторожно, медведь! — чем развеселил деревенских и служанок.
Цирл встала в своей шубе в величественную позу. В дверях показалась Мина, Борух-Меир пожал ей руку и весело сообщил:
— Медведи привезли для вас из лесу маленького олешка![1]
В камине горел огонь, в ярко освещенных комнатах приятно пахло смолистым деревом и жареным мясом. И гости, и хозяева были нарядно одеты. Лица у всех сияли. Даже прислуга была в приподнятом настроении.