Джейк вернулся и поднимался по ступенькам, как раз, когда на веранду вышла Лиза с кувшином и кубиками льда. Увидев его, она сразу переменилась. Торопливо поставила кувшин на стол, вынесла поднос со стаканами и стала делать Джейку какие-то знаки.
— Конечно. — Джейк кивнул. — Пойду помогу Лизе, — сказал он нам, и оба покинули веранду, направляясь к сараю, в котором хранились садовые инструменты.
Когда они ушли, отец спросил:
— Ты будешь заканчивать свои мемуары, Эмиль?
Брандт долго молчал.
— Без Ариэли вряд ли, — наконец ответил он.
— Расшифровывать может кто-нибудь другой.
Брандт покачал головой.
— Не хочу, чтобы кто-нибудь другой делал для меня то, что делала Ариэль. Да и не думаю, что кто-нибудь сможет.
Я был слишком погружен в собственные переживания, и поэтому не задумывался, что утрата Ариэли могла подействовать на кого-нибудь вне моей семьи. Теперь я увидел, что Эмиль Брандт, который учил ее, пестовал ее талант и первым исполнял ее сочинения, который после исчезновения Ариэли так заботился о нашей матери, этот человек тоже понес огромную утрату. Он повернулся ко мне в профиль, и я подумал, что если не знать о шрамах с другой стороны, Эмиля Брандта можно было счесть совершенно нормальным, даже красивым для пожилого человека.
И тут мне в голову пришло совершенно невероятное предположение.
Брандт и мои родители продолжали беседу, но я их уже не слышал. Я встал и в каком-то оцепенении сошел с веранды. Отец что-то спросил, я пробормотал в ответ, что скоро вернусь. Пройдя через двор, мимо огорода, я направился к калитке, за которой начиналась тропинка, ведущая вниз по косогору к тополям, железнодорожным путям и реке. Закрыл глаза, представив, что ослеп, и нашарил защелку. Толкнул калитку и начал спускаться. Зажмурившись, я медленно и осторожно продвигался вперед. Было совсем нетрудно ощутить границу между тропинкой и обступавшим ее густым подлеском. Я миновал тополя, уткнулся в железнодорожную насыпь и с трудом преодолел искушение открыть глаза. Взобрался на насыпь, почувствовал под ногами щебенку, споткнулся о первый рельс, но удержался на ногах и продолжил путь. Спустился с другой стороны и ощутил сквозь подошвы своих теннисных туфель, что твердая почва сменилась наконец приречным песком. Я вошел в воду по икры, открыл глаза и взглянул вниз, в мутный поток. Потом отошел назад, посмотрел вверх по течению и увидел, что нахожусь всего в нескольких ярдах от песчаной полосы в Сибли-парке, где разводили костры и где в последний раз видели Ариэль. Я оглянулся на путь, который прошел вслепую, на ниточку, которую можно было разглядеть, если знать, куда смотришь, и с холодной ясностью понял, как Ариэль оказалась в реке.
37
Родители, обеспокоенные моим долгим отсутствием, отправили Джейка меня разыскивать. Он застал меня сидящим на песке.
— Что ты здесь делаешь?
— Думаю.
— Ты вернешься?
— Передай, что я пойду домой пешком. Пешком вдоль реки.
— С тобой все хорошо?
— Просто передай им, Джейк.
— "Ладно, не злись.
Он отошел, а потом вернулся.
— Что случилось, Фрэнк?
— Иди и передай им, а если хочешь поговорить, возвращайся.
Спустя несколько минут Джейк вернулся, запыхавшись, и я понял, что весь путь он проделал бегом. Он сел рядом со мной.
День клонился к вечеру, и мы сидели в тени, которую отбрасывали высокие тополя, растущие возле железной дороги. Река протекала в пятидесяти ярдах перед нами, на другом берегу виднелись заливной луг и поле, засаженное зеленой стеной кукурузы. Дальше, примерно в миле от нас, высились холмы, когда-то направлявшие широкое течение реки Уоррен.
— Он убил ее, — наконец сказал я.
— Кто?
— Мистер Брандт убил Ариэль.
— Чего?
— Все время я обвинял мистера Редстоуна и не видел того, что лежало на поверхности.
— Что ты несешь?
— Мистер Брандт убил ее. Убил, приволок сюда и бросил в реку.
— Ты рехнулся? Он же слепой.
— Я закрыл глаза, Джейк, и притворился, будто я сам слепой. И спустился сюда. Это было совсем несложно. Если сумел я, сумел и он.
— Зачем ему было убивать Ариэль?
— Потому что она забеременела, и ребенок был от него.
— Нет. Он слишком старый. И лицо все в шрамах. То есть, если бы я не знал его хорошо, меня бы трясло от одного его вида.
— В том-то и дело. Ты хорошо его знаешь, и тебя это не беспокоит. Думаю, не беспокоило и Ариэль. Она была в него влюблена.
— Ну, это просто глупо.