— Разумеется. Только погодите, пока я оденусь.
Мы ждали наверху, в церкви. Джейк сидел в первом ряду, сложив руки на коленях — совсем так же он сидел, когда слушал отцовские проповеди. Я ходил перед алтарем, и внутри у меня все переворачивалось. Солнце стояло низко, и витражное окно в западной стене позади алтаря играло цветными бликами.
— Фрэнк?
— Чего?
— А если не рассказывать папе?
— Почему это?
— Разве важно, кто убил Ариэль?
— Конечно, важно. Очень важно. Что с тобой?
— Я просто думаю…
— О чем?
— Происходят чудеса, Фрэнк. Но не такие чудеса, как я представлял себе раньше. Ну знаешь, как с Лазарем. Мама снова счастлива — ну, почти — и это чудо. А я вчера не заикался, и знаешь, что? Думаю, я больше не буду заикаться.
— Отлично, я очень рад.
Это была правда, хотя мою радость омрачала жуткая ненависть, которую я испытывал к Эмилю Брандту.
— Я просто думаю: может быть, оставить все, как есть, может быть, поручить все Божьей воле и надеяться на еще какое-нибудь чудо?
Я остановился и посмотрел Джейку в лицо. В нем было что-то бесхитростное и — не подберу другого слова — прекрасное. Я сел рядом.
— Как оно произошло? — спросил я. — Твое чудо?
Он задумался.
— Меня охватило нечто такое, как будто я видел свет, или слышал голос, или что-то еще. Я просто…
— Что?
— Я просто перестал бояться. То есть, может быть, никто больше не сочтет это чудом, но для меня это было чудо. И вот что я скажу, Фрэнк. Если мы поручим все воле Божьей, может быть, никто из нас больше не будет бояться.
— Я думал, ты не верил в Бога.
— Я тоже так думал. Наверное, ошибался.
В церковь вошел Гас.
— Ладно, — сказал он. — Думаю, лучше обсудить все это здесь, вашей матери пока не надо ничего знать. Кто сбегает за отцом?
Я знал, что Джейк не пойдет, поэтому развернулся и вышел из церкви. Солнце только начинало садиться, но облака над холмами уже пылали грозным оранжевым светом. Я вошел в дом и услышал, как моя мать играет на фортепиано "Лунную сонату". После исчезновения Ариэли она не подходила к инструменту, и я только сейчас понял, каким пустым был дом без музыки. Отец сидел на диване и читал газету — так бывало воскресными вечерами, когда его дневные заботы наконец заканчивались. Я ощутил желание развернуться и уйти — как ни хотелось мне, чтобы убийцу Ариэли нашли, еще больше мне хотелось, чтобы жизнь снова стала нормальной. Но предположение о виновности Эмиля Брандта было слишком чудовищным, чтобы держать его при себе, поэтому я подошел к отцу и сказал:
— Гас хочет тебя видеть.
— Зачем?
— По важному делу. Он в церкви.
— А Джейк где?
— Тоже там.
Отец озадаченно взглянул на меня, свернул газету и отложил в сторону.
— Рут, — сказал он, — мне надо поговорить с Гасом. Я ненадолго уйду. Фрэнк и Джейк со мной.
Она продолжала играть и ответила, не поднимая взгляда от клавиш:
— Не вляпайтесь в неприятности.
Когда мы подошли к церкви, отец приобнял меня за плечо:
— Красивый будет закат, Фрэнк.
Я не ответил, потому что на закат мне было плевать. Через минуту мы стояли рядом с Гасом и Джейком.
— Сам расскажешь, Фрэнк, или мне рассказать? — спросил Гас.
Я все рассказал отцу.
Когда я закончил, Гас сказал:
— В этом есть смысл, капитан.
Отец прислонился к алтарной решетке и глубоко задумался.
— Мне нужно поговорить с Эмилем, — сказал он наконец.
— Я тоже хочу быть там, — выпалил я.
— Фрэнк, я не думаю…
— Я хочу быть там. Я имею право быть там.
Отец медленно покачал головой.
— Это не тот разговор, при котором стоит присутствовать тринадцатилетнему ребенку.
— Прошу прощения, Капитан, но я думаю, Фрэнк дело говорит. Он постоянно участвовал во всей этой кутерьме. Именно он указал тебе на Брандта. Мне кажется, он имеет право быть там, если хочет. Конечно, я человек посторонний, но думаю, тебе может понадобиться другая точка зрения.
Отец задумался, потом взглянул на моего брата.
— Ну а ты, Джейк? Ты тоже хочешь быть там?
— Мне все равно, — ответил Джейк.
— Тогда я бы предпочел, чтобы ты не ходил. И ты тоже, Гас. Не хочу, чтобы Эмиль почувствовал, будто мы на него ополчились.
Я не верил своим ушам. Мой отец говорил без всякой злости. Он выглядел слишком спокойным.
— Он сделал это, папа, — сказал я.
— Фрэнк, никогда не обвиняй человека, пока не узнаешь всех фактов.
— Но он это сделал! Я знаю, он это сделал.
— Нет. Твое предположение имеет определенный смысл, но оно не учитывает, что за человек Эмиль Брандт. Я никогда не чувствовал в нем такого закоренелого злодейства, о котором ты говоришь. Поэтому я считаю, что сейчас нам известна лишь часть всей этой истории. Если Эмиль будет с нами искренен, мы все узнаем и поймем.