— Ты не выродок, — твердо сказал я.
— А Карл?
Я задумался и решил: если у каждого человека есть своя особенность, то особенность Карла ничем не хуже, чем чья-либо еще.
— Нет, — ответил я.
— Как ты думаешь, он рассказал правду про себя и Ариэль?
— Да.
Последовало долгое молчание. Не знаю, о чем думал Джейк. Сам я думал, что отчаянно хотел бы стать лучше, чем сейчас. Наконец я услышал, как Джейк зевнул, повернулся к стенке и сказал:
— И я так думаю.
32
Прощание с Ариэлью было назначено на пятницу. Отец хотел, чтобы мы выглядели прилично и дал нам с Джейком денег на стрижку. После завтрака мы пошли в парикмахерскую, а он поехал к дедушке, чтобы поговорить с матерью. Я понятия не имел, что он собирается ей сказать, но предполагал, что речь пойдет о Карле Брандте. Возможно, он попытается убедить ее вернуться домой. Не уверен, что мне этого хотелось. Без нее дом стал совсем другим местом, отнюдь не самым плохим.
Утро было солнечное, и день явно предстоял жаркий. Мы вошли в парикмахерскую и обнаружили, что в ней уже полно народу. Один посетитель сидел в кресле, еще двое ожидали. Никого из них я не узнал. Мистер Баак почти не взглянул в нашу сторону. Он указал ножницами на два стула возле окна и дружелюбно произнес:
— Посидите пока что, ребята.
Джейк взял комикс и сел. Я немного порылся в журналах, пока не отыскал "Мужские занятия", на которые наткнулся днем раньше. Мы погрузились в чтение, а разговор, который вели мужчины перед нашим приходом, возобновился.
— Ни на минуту не поверю, — сказал один из ожидавших. — Я видел, как этот парень обеспечил "Воинам" победу на двух региональных соревнованиях. Тренер Мортенсон говорит, что еще не видывал такого прирожденного спортсмена.
— Говорю вам, — сказал мистер Баак. — Этот парень — голубой. Вы никогда не задумывались, почему он так хорошо поет и танцует?
— Джон Уэйн тоже хороший актер, — возразил сидевший в кресле, — но я не слыхал, чтобы его называли гомиком.
Я поднял глаза от журнала. Джейк тоже.
— Если этот парень педик, то я зебра, — сказал первый. — И знаешь, Билл, мне кажется, что опасно распространять такие слухи. Можно здорово навредить.
— Слушай, я узнал это от Хальдерсона, а он — от полицейского, — сказал мистер Баак. — Копы много чего знают и никогда не врут.
— Ай! — вскрикнул сидевший в кресле.
— Извини, Дэйв, — сказал мистер Баак.
— Может быть, продолжим разговор, когда я подстригусь? — сказал тот, кого называли Дэйвом. — Я не хочу остаться без уха.
Я отложил журнал и поднялся. Джейк последовал моему примеру.
— Мы зайдем попозже, — сказал я.
— Конечно, ребята. Когда пожелаете. — Парикмахер на прощание помахал ножницами.
Выйдя на улицу, мы встали у витрины парикмахерской, под навесом.
— Что делать будем, Фрэнк? — спросил Джейк.
Я посмотрел через площадь в сторону полицейского участка, гадая, на месте ли Дойл и чего еще он наговорил.
— Не знаю, — ответил я.
— Может, поговорим с Гасом?
— Да, — кивнул я. — Можно и с Гасом.
— Я не видел его мотоцикла у церкви, — сказал Джейк.
Это не имело значения. Я знал, где он сегодня.
Идти до кладбища было далеко, но по дороге мы не перекинулись ни словом. Я размышлял, как один дурной поступок неизбежно приводит к другому, и чувствовал себя виноватым во всем. Я ненавидел Дойла, который оказался не только задирой, но еще и треплом, и мне хотелось стать покрупнее и посильнее, чтобы его проучить.
Мотоцикл Гаса был припаркован возле небольшого строения, в котором хранился инвентарь. Кладбище было обширным, я точно не знал, где будут хоронить Ариэль, и мы некоторое время блуждали. Долина нежилась под безоблачным небом. Ярко зеленели далекие поля. Отовсюду звучало пение птиц. На кладбище я бывал много раз — в День Поминовения или на похоронах кого-нибудь из прихожан, и совсем недавно — на похоронах Бобби Коула и странника. Оно всегда казалось мне умиротворяющим, даже красивым. Но на этот раз все было иначе. Теперь я понял, что это, в сущности, — город мертвецов, и, хотя сейчас от Нью-Бремена меня отделяла всего лишь кованая ограда, я почувствовал, будто на миллион миль отдалился от всего знакомого и дорогого. Мы прошли мимо могилы Бобби Коула — все еще свежей, усыпанной увядающими букетами. Я подошел к могиле странника и вспомнил тот день, когда помогал опустить его в землю, и как я тогда подумал, что за прекрасный уголок это кладбище. Но теперь я понял, что нет ничего прекрасного там, где встают надгробия.