— Вот он, — прервал молчание Джейк.
На дальнем конце кладбища росла липа, под ней был небольшой склон. Там я увидел тачку, кучу свежей земли и Гаса, стоявшего в яме, которая была ему уже по колено.
Однажды Гас рассказал, будто бы он происходит из штата Миссури, из семьи потомственных могильщиков.
— В тех краях их знали все, — сказал он. — Моего дедушку и папу часто приглашали вырыть для кого-нибудь могилу. Это не просто яму копаешь. Это вырезаешь в земле ларец, который примет в себя и навечно сохранит что-то очень драгоценное. Если все сделано правильно, люди смотрят на могилу совсем не так, как на обычную яму. В свое время вы сами это поймете.
Гас умел рассказывать истории, но непонятно было, чему верить, особенно когда он бывал в подпитии.
Он был одет в перепачканную футболку и работал так усердно, что не заметил нашего приближения.
— Привет, Гас, — сказал я.
Он поднял глаза, не переставая откидывать землю лопатой. Вид у него был удивленный и недовольный.
— Что вы здесь делаете?
— Гас, можно тебя на минуточку?
— Прямо сейчас?
— Да, это важно.
Он кинул еще земли на кучу возле ямы и воткнул в нее лопату. Сдернул кожаные перчатки, засунул их в задний карман джинсов и подошел к нам.
— Ладно, — сказал он.
Но заговорил я не сразу. Сначала я посмотрел на кучу земли и увидел, как в ней копошатся земляные черви. А потом посмотрел в яму, в которую завтра положат Ариэль, и она отнюдь не напоминала резной ларец. Мне захотелось плакать. Джейк молча смотрел туда же, и мне стало стыдно, что я привел его.
— Идите сюда. — Гас положил руку на плечо Джейку и подвел его к липе. Потом проделал то же самое со мной. Мы сели на травке в тени, и я все рассказал. К концу рассказа вид у Гаса был совсем несчастный.
— Что нам делать? — спросил я.
— Придется рассказать отцу, — ответил Гас.
— Так я и думал, — кивнул я.
— Это не ваша вина, ребята. Зря я показал вам этот чертов вентиляционный канал. — Гас поднялся с травы. — Ступайте к отцу и все ему расскажите.
— Он разозлится, — сказал Джейк.
— Наверно. Но на самом деле злиться нужно на Дойла.
— А с Дойлом как быть? — спросил я.
Гас посмотрел в сторону города.
— Я с ним разберусь, — сказал он.
Лиз встретила нас у дверей и сказала, что отец ушел, а мать отдыхает. Спросила, не хотим ли мы чего-нибудь — например, печенья с молоком. Мы вежливо отказались, спустились с крыльца и направились в сторону Равнин.
Лиз окликнула нас, и мы обернулись.
— Все пройдет, ребята, — сказала она. — Обещаю.
Но я только что вернулся из города мертвецов, где все, что было утрачено, было утрачено навсегда. Я ответил: "Да, мэм", но не поверил ей нисколько.
На Равнины мы вышли в полнейшей тишине. "Паккард" стоял в гараже, но отца дома не оказалось. Перейдя через дорогу, мы вошли в церковь и застали отца в кабинете. Он явно ни над чем не работал, просто сидел спиной к нам, глядя в окно на железную дорогу и элеваторы. Я постучал по дверному косяку, и отец обернулся. Его взгляд сразу упал на наши волосы.
— Мистер Баак был слишком занят и не принял вас? — спросил отец.
— Нет, сэр, — ответил я. — Мы не подстриглись не поэтому.
— А почему? — насторожился отец.
— Мы знаем про Карла.
Лицо отца не изменилось.
— Что вы знаете про Карла?
— Что он гомосексуалист.
Отец старался ничем не выдать своего удивления, но я все увидел.
— С чего вы это взяли?
— Слышали, как он говорил тебе.
Я рассказал отцу о вентиляционном канале. А потом о Дойле.
— Боже мой, — промолвил отец. — Бедный мальчик.
Он встал и приложил руку ко лбу. Мимо прогрохотал товарный состав, и все это время отец размышлял. Когда поезд прошел, отец перевел глаза на нас.
— Я недоволен, что вы подслушивали, и мы это обсудим. Мне найдется, что сказать и Гасу, но сейчас мне нужно поговорить с Карлом.
Отец вышел из церкви, и мы последовали за ним в гараж. Он вынул из кармана ключи от машины.
— Вы, ребята, сами сделайте себе ланч, умывайтесь и одевайтесь — вечером прощание.
— А мама? — спросил Джейк.
— Она придет. Позаботьтесь лучше о себе.
Отец сел в "паккард" и уехал по Тайлер-стрит.
На ланч мы съели болонские сэндвичи, а потом поднялись к себе в комнату, чтобы получше приодеться для прощания. Если бы мать была дома, то заставила бы нас принять ванну, но я решил, что мы просто умоем лица, напомадим волосы, наденем чистые рубашки, повяжем галстуки, и все будет хорошо.