Они неохотно стали отходить, шаркая ногами и сбившись в стаю, точно волки, которыми я всегда их и представляла. Я дошла до конца подъездной дорожки, стоя на страже, пока не отъехала последняя машина. Потом вернулась к дому и увидела стоящих рядышком и ожидающих меня Аарона и Сару.
Глядя в землю, Аарон хмуро произнес:
– Может, как-нибудь захотите посмотреть на дойку.
Более открытого выражения благодарности от него ожидать не стоило.
– Да, – ответила я. – Конечно.
Сара наготовила столько еды, что можно было накормить целую амишскую общину, а не только небольшую семью и одного гостя. Она выносила к столу одно блюдо за другим: курица с клецками, овощи с подливкой, тушеное мясо, таявшее во рту. Были разные закуски, хлебцы и сдобренный специями тушеный горошек. В центре стола стоял голубой кувшин свежего молока. Глядя на все это изобилие, я удивлялась тому, как эти люди умудряются три раза в день питаться подобным образом и при этом не располнеть.
Вдобавок к трем Фишерам, с которыми я познакомилась, был еще пожилой мужчина, не удосужившийся представиться, но, похоже, знавший, кто я такая. По чертам его лица я предположила, что это отец Аарона и что он, скорее всего, живет в небольшой пристройке с задней стороны дома. Мужчина наклонил голову, и вслед за ним все остальные тоже наклонили головы – странная динамическая реакция – и принялись молча молиться над едой. Ощущая неловкость – когда в последний раз я возносила молитву за столом? – я подождала, пока они не закончат и не начнут накладывать еду на тарелки. Кэти взяла кувшин с молоком и налила себе немного в стакан, потом передала его направо, мне.
Я никогда не была большой любительницей молока, но сообразила, что не очень разумно признаваться в этом на молочной ферме. Налив себе немного, я передала кувшин Аарону Фишеру.
Фишеры смеялись и переговаривались на своем диалекте, накладывая себе еду, когда тарелки пустели. Наконец Аарон откинулся на стуле и феноменально громко рыгнул. От подобного нарушения этикета я вытаращила глаза, однако его жена так и просияла, будто услышала от него величайший комплимент.
Я вдруг представила череду подобных застолий, растянувшуюся на месяцы, и себя в роли чужака. Я не сразу поняла, что Аарон меня о чем-то спрашивает. На пенсильвано-немецком.
– Пикули, – следуя за его взглядом, устремленным на какое-то блюдо, медленно и четко произнесла я по-английски. – Вы это хотите?
Его подбородок чуть вздернулся.
– Ja, – ответил он.
Я положила ладони на стол:
– В будущем, мистер Фишер, я предпочла бы, чтобы вы задавали мне вопросы на моем языке.
– За ужином мы не говорим по-английски, – вставила Кэти.
Я продолжала смотреть на Аарона Фишера:
– А теперь говорите.
К девяти часам я была готова лезть на стенку. Я не захватила с собой кассеты с видео, а если бы и захватила, здесь не было телевизора или видеомагнитофона. Целая книжная полка оказалась заполненной книгами на немецком: детский букварь, что-то с названием «Зеркало мученика» и целая куча других заголовков, от которых пробирала дрожь. В конце концов я обнаружила газету на английском и принялась читать о лошадиных аукционах и молотьбе зерна.
Фишеры гуськом вошли в комнату, словно по зову неслышного колокола. Они уселись, наклонив головы. Аарон взглянул на меня, что-то вопрошая взглядом. Я не ответила ему, и он принялся читать вслух из немецкой Библии.
Я никогда не отличалась набожностью, и вот совершенно неожиданно меня занесло в семью, глубоко внедрившуюся в христианство. Затаив дыхание, я уставилась в газету, стараясь не чувствовать себя язычницей.
Прошло минуты две, и ко мне подошла Кэти.
– Я ложусь спать, – объявила она.
Я отложила газету в сторону:
– Тогда и я тоже.
Выйдя из ванной комнаты в шелковой пижаме, я стала смотреть, как Кэти, сидя на кровати в длинной белой ночной рубашке, расчесывает волосы. Доходящие ей почти до талии распущенные волосы колыхались при каждом движении гребня. Я села на свою кровать, скрестив ноги и подперев щеку рукой.
– Обычно это делала моя мама.
– Правда? – поднимая глаза, спросила Кэти.
– Ага. Каждый вечер распутывала все мои колтуны. Я терпеть этого не могла. И считала какой-то пыткой. – Я дотронулась до шапки своих коротких волос. – Как видишь, я отомстила.