Пережив ощущение краткого, но в то же время мучительно длящегося полета, Евгения Егоровна осознала себя стоящей на темной вечерней улице. Она осмотрелась. Так... это недалеко от ее прежнего дома. Похоже, сейчас она должна вернуться с работы - в тесную шумную коммуналку, в маленькую комнатку, в которой провела всю свою молодость, одна, почти не имея друзей, незамечаемая соседями... Вздохнув, Евгения Егоровна достала из сумочки зеркало, взглянула - ну вот, ей снова двадцать три. И она решительно зашагала навстречу давно известному неведомому.
Фонарь торчал на повороте улицы мутно светящейся мишенью, и Евгения Егоровна вспомнила, как она останавливалась под этим фонарем, прежде чем свернуть в узкий переулок, в конце которого, закрывая собой тупик, стоял ее дом. Прошлое оказалось своим, узнаваемым, и в то же время странно чужим. Что-то изменилось. Что-то оказалось не таким, каким сохранилось в памяти. Что? Евгения Егоровна не могла понять. И не хотела. Она просто шла домой.
Помедлив мгновение, Евгения Егоровна вошла в темноватый подъезд. Узкая лестница, крутые ступени... шарахнулась из-под ног кошка, задремавшая на площадке. Вот и пришла. Пятый этаж. Обшарпанная дверь, увешанная гроздьями звонков и табличек. Евгения Егоровна нашла свою - "Е. Минаева". И кнопка звонка - зеленая. Сунула руку в карман пальто - ключи на месте. "Как-то все это... не по-настоящему", - промелькнуло в мыслях.
Войдя в комнату, Евгения Егоровна не сразу сняла пальто - сначала она подошла к окну, выглянула на улицу. Все тот же квадратный двор-колодец, все те же освещенные окна напротив. Скорее бы пришло завтра. Евгения Егоровна усмехнулась. Завтра - тридцать лет назад. Забавно...
Задолго до начала рабочего дня Евгения Егоровна уже шла по улице, всматриваясь в силуэты домов, размытые утренним туманом. Ей не хотелось забираться в тесноту троллейбуса, хотя пешком до бюро идти было больше часа. Но Евгения Егоровна чувствовала необходимость этой прогулки. Привыкнуть... к себе самой, к городу, который тоже стал моложе на тридцать лет, к черным деревьям с остатками коричневых листьев... к воздуху молодости...
Войдя в комнату, где располагался их отдел, Евгения Егоровна обнаружила, что ошиблась датой. Игорь Антонович, новый руководитель отдела, сидел за своим столом; и Евгения Егоровна только теперь вспомнила, что он пришел в бюро не осенью, а ранней весной. "Ничего, - подумала Евгения Егоровна, - это совсем неважно". Важно было другое - едва лишь она увидела его смуглое лицо, крепкую ладную фигуру, как вновь ощутила себя той влюбленной девчонкой, для которой каждое слово, каждый жест любимого полны загадки и радости...
- Доброе утро, Женечка, - кивнул ей Игорь Антонович.
Евгения Егоровна вздрогнула. "Ах, да, - тут же сообразила она, - до отчества я еще не доросла. Н-да, придется и к этому привыкать заново..."
- Здравствуйте, Игорь Антонович, - ответила она.
Первые дни промелькнули в сознании Евгении Егоровны как золотисто-розовая полоса, в которой не прорисовывались детали. Но вот минули выходные, а утром в понедельник Евгения Егоровна, вжатая в плотную массу пассажиров троллейбуса, неожиданно для себя задумалась над эпизодом, происшедшим в их отделе в пятницу, к концу рабочего дня. Темным пятном вплыло в ее радость ощущение чего-то непонятного и давящего. Казалось бы, ничего особенного не случилось, но...
Ниночка Епишина, ровесница Евгении Егоровны, собиралась сразу после работы на вечеринку к друзьям. Она пришла на службу нарядная, с красивой прической, и сотрудницы не преминули отметить, что Ниночка прекрасно выглядит и ей очень к лицу новое платье. Уже с пяти часов Ниночка нервничала и то и дело поглядывала то в зеркало, то на часы. Женщины улыбались потихоньку, и Евгения Егоровна тоже радовалась за Ниночку, ощущая в то же время раздвоенность мысли: с одной стороны, сочувствовала Ниночке, понимая ее волнение, с другой - знала, что вечер пройдет прекрасно и очень скоро Ниночка выйдет замуж... "Вот бы сказать ей сейчас, - думала Евгения Егоровна. - То-то было бы радости!" Но почему-то решила, что говорить нельзя. Все должно идти естественным путем. И вот в последний момент, когда все начали складывать бумаги, собираясь расходиться, - Игорь Антонович, взглянув на Ниночку, в последний раз оглядывающую себя в зеркало, сказал с холодной улыбкой:
- И все-то у вас на уме тряпочки-бантики-гуляночки. Лучше бы о работе подумали.
Ниночка вспыхнула, потом побледнела, опустила руки, - и стояла так несколько минут, растерянно глядя на Игоря Антоновича. А тот, словно не заметив произведенного его словами эффекта, спокойно взял портфель и, попрощавшись с сотрудницами, вышел из отдела. Евгения Егоровна, забыв о Ниночке, вышла следом за ним. Ее интересовало сейчас одно - возможность вместе с Игорем Антоновичем дойти до остановки троллейбуса. Жаль только, что ехать им разными маршрутами...
А теперь Евгения Егоровна размышляла об этом случае, ища оправданий своему кумиру. В самом деле, Ниночка не бог весть какой работник, так что Игорь Антонович, безусловно, прав. Но зачем было говорить в такой момент? Впрочем, он ведь не знал, что дело не в вечеринке самой по себе. И все-таки...
Задумавшись, Евгения Егоровна проехала свою остановку, вышла на следующей и в результате опоздала на пять минут, за что и получила выговор от начальника. "Ну вот, - с огорчением думала Евгения Егоровна, раскладывая на столе таблицы, - теперь он подумает, что и я работник вроде Ниночки". Но тут же успокоила себя воспоминанием: за то время, что Игорь Антонович работал в их отделе, Женечка Минаева трижды получала благодарности.
Но что-то изменилось с этого дня. Евгения Егоровна стала замечать, что Игоря Антоновича недолюбливают не только в отделе, но и во всем бюро отношение к нему прохладное, - несмотря на то, что дело свое он знал прекрасно, и собственно, кроме работы, ничто в жизни его не интересовало. Но... Иногда он слишком резко обрывал разговоры в отделе, иногда слишком категорично приказывал сделать то-то и то-то, хотя надобности в подобной категоричности не было; и что-то проскальзывало в его словах, интонациях... Евгения Егоровна боялась назвать словом, что именно.