…Эймар почувствовал, как его вдруг охватили все испытанные им муки: он ощутил прикосновения плети, лезвия с горячим воском, почувствовал, как густая кровь течет из открывшихся ран…
Он взвыл, не в силах сдержаться, уже совсем не владея собой. Его тело судорожно скрючилось от боли… Его артерии набухли… Сухожилия на его шее, казалось, вот-вот разорвутся… Юноша закричал и словно бы со стороны услышал, как кричит… Он мучился и как бы со стороны наблюдал за своими мучениями… Боль в его теле была очень острой. Она длилась ровно столько, сколько монах читал первую страницу книги.
Однако монах-чтец вдруг замолчал и закрыл свою книгу. Эймар, еле переводя дух, бился в конвульсиях, подвешенный на веревке. Он ощущал, как горячая кровь течет у него вдоль спины…
К юноше подошел отец Профутурус. Взяв Эймара за подбородок, он приподнял его голову. Юноша дрожал. Его глаза закатились от боли.
— Что ты понял? — сурово спросил аббат.
Дю Гран-Селье растерянно посмотрел на аббата. Он ничего не слышал… почти ничего…
Профутурус дернул Эймара за подбородок — на этот раз довольно грубо.
— Давай, говори! Что ты понял?
Эймар по-прежнему растерянно таращился на аббата: он не понимал, о чем тот у него спрашивает.
Аббат вздохнул с некоторым разочарованием. Затем он повернул все еще подвешенного за запястья юношу вокруг оси.
— Смотри.
Эймар дю Гран-Селье вдруг словно очнулся от какого-то кошмарного сна. Он увидел, что находившиеся за ним монахи даже и не трогались с места, что к расположенным за ним орудиям пыток никто и не прикасался и что на его теле не было ни капли крови.
— Ну? — спросил Профутурус. — Отвечай! Что ты понял?
Эймар с трудом дышал. Ему казалось, что его голова вот-вот расколется на части. Он был абсолютно уверен: его только что пытали. Да-да, он только что явственно ощущал холод лезвия ножа, вонзающегося ему под кожу.
— Что ты узнал? — не унимался аббат.
Узнал? Понял?.. Быть может… Его самые последние мучения были вызваны одним лишь чтением этого текста… а не… всего лишь той мыслью… мыслью, заложенной в тексте… Злом, скрывающимся в этом тексте… Его тело само решило мучиться… само… без ведома души…
Перед внутренним взором Эймара вдруг возник чей-то лик… чья-то фигура… канцлер Артемидор!
— Тело может творить с душой то, о чем дух сам по себе не мог бы даже мечтать!
Чуть позже Эймара привели в жилую комнату и перевязали ему раны. Юноша долго находился в состоянии отрешенности, словно вне своей телесной оболочки. И долго ничего не помнил. Дрона выдал ему новое облачение — длинное белое одеяние, какое носили новообращенные.
— Когда-нибудь вы осознаете себя прежним, — сказал ему Профутурус во время последовавшей беседы. — Мы лишили вас памяти о том, каким вы были, всего лишь на время. Но когда она к вам вернется, вы воспримете себя уже очищенным благодаря тому, через что вы прошли. Ваше прошлое предстанет перед вами уже в новом свете. Чистом свете.
Эймар поинтересовался, закончились ли назначенные ему испытания…
— Скоро закончатся, — сказал аббат. — Но я знаю, что вы уже готовы к тому, чтобы с радостью выполнить все, что от вас потребуется. Все, что мы делаем, — для вашего же блага.
Эймара передали в руки троих монахов, носивших, так же, как и он теперь, длинные одеяния из чистейшей льняной материи. У этих монахов были просветленные — ангельские — лица. Эймар почувствовал себя окруженным заботой и вниманием. Теперь он безмятежно и счастливо улыбался. Трое монахов первым делом поздравили его с очищением. Они помолились вместе, затем монахи дали Эймару просфоры, и снова все вместе произнесли молитву во славу Господа. Эймар пребывал в состоянии эйфории. Он пытался, как мог, выказать всю свою любовь к Господу. Трое монахов были глубоко тронуты этими его усилиями.
А чуть позже они кастрировали Эймара.
14
А на окраине епархии Драгуан юный Флори де Мён все еще прятался на дереве и ухаживал за раненым Премьерфе. После ухода Энно Ги и Марди-Гра ученик кюре ревностно выполнял все, что ему наказал его учитель. Он не слезал с дерева, обрабатывал раны Премьерфе, пытался согреться, натягивая на себя множество покрывал, экономно расходовал еду и воду. Ризничий свернулся клубком, вдавившись всем телом в выдолбленную в стволе нишу. Хотя его раны и были смазаны снадобьем Энно Ги, они так и не затянулись. Два целебных листа, оставленные мальчику для лечения ризничего, вскоре были израсходованы, а раненый по-прежнему находился в полусознательном состоянии.
Флори внимательно прислушивался к тем звукам, которые произносил в бреду Премьерфе. Ризничий постоянно что-то бормотал, но при этом с его губ не слетало ничего членораздельного, а потому от «Книги о сновидениях» не было никакого толку. Флори, тем не менее, прочел это странное произведение, по которому вроде бы можно было истолковывать сны. Он искал в нем что-нибудь о явившихся к нему в видениях феях… То, что произошло с ним когда-то в лесу, по-прежнему терзало его сознание… те голубоватые полупрозрачные силуэты, не произносившие ни слова… К его большому удивлению, это событие, которое он считал уникальным, фигурировало в книге, приписываемой пророку Даниэлю. Флори с жадностью принялся читать комментарий: «Изящные женские фигуры — это всегда предупреждение. Они появляются, чтобы предостеречь того, кто сбился с пути, ибо ему грозят несчастья…»
«Предупреждение?» — удивленно подумал Флори, ничего не понимая.
В течение нескольких дней, проведенных им в холоде и одиночестве на дереве, мальчик неоднократно осматривал окрестности из своего укрытия, ожидая снова увидеть лесных фей. Но они больше не появлялись.
По словам Энно Ги, Премьерфе должен был выздороветь к концу четвертого дня. Однако на пятый день утром ризничий умер. Мальчик был в полной растерянности: ни Марди-Гра, ни Энно Ги по-прежнему не появлялись, а провизии у Флори осталось дня на три, не больше. Да и что ему было делать с трупом? С такой глубокой раной в паху, как у Премьерфе, труп очень быстро начал разлагаться, распространяя зловоние.
На следующий день мальчик уже не мог этого терпеть. Он развязал веревки, удерживающие ризничего на дереве, и тот полетел с высоты на землю. За все дни, которые Флори провел на дереве, он не увидел в округе ни единой души. Лес все время был молчаливым, без признака присутствия людей. Мальчик тихонько спустился на землю, прихватив с собой одну из веревок, которыми были привязаны вещи кюре. У него не было никаких инструментов, чтобы выкопать могилу, а грунт был ужасно холодным и твердым. Флори дотащил на спине труп до одного из имевшихся в округе многочисленных болотцев. Там он ухитрился разбить покрывающий его толстый слой льда. Привязав веревкой к трупу большущий камень, мальчик столкнул Премьерфе в отверстие, проделанное им во льду, и тот исчез в вонючей болотной жиже. Затем Флори скрепил две ветки в виде креста и положил их на воду. Импровизированный крест стал тихонько покачиваться на воде, поглотившей труп. Когда вода на поверхности превратится в лед, вмерзший в него крест станет похож на те кресты, которые кладут на могилы.
Флори вернулся на свое дерево и, собрав все личные вещи Премьерфе, завернул их в обрывок ткани. Вскоре наступил вечер. Мальчик заснул, устроившись в выемке ствола, хотя там еще оставался трупный запах.
Ночью Флори проснулся, почувствовав, что кто-то карабкается по дереву. Мальчик затаил дыхание. При свете луны ему удалось разглядеть лицо — великан Марди-Гра вернулся!
Марди-Гра сообщил Флори о том, что произошло с ним и с кюре за последнее время. Он рассказал об обнаруженном ими овраге, о церемонии ордалии, об эффектном появлении Энно Ги перед местными жителями, а так же о том, как он, Марди-Гра, помогал кюре в этом представлении при помощи своей пращи: спрятавшись среди деревьев на высоком краю оврага, он молниеносным броском камня сшибал с ног всех, кто пытался приблизиться к кюре, в тот момент, когда Энно Ги протягивал к ним руку…