— Он сейчас с ними. Еще перед ордалией он приказал мне пойти к тебе, как только тот мальчик, которого мы похитили, вернется в овраг.
— И что теперь? Что нам нужно делать?
— Ждать, — сказал Марди-Гра. — Мы должны ждать…
Жители вернулись в Эртелу на следующий день после ордалии, однако Энно Ги еще два дня оставался в овраге под пристальным наблюдением троих жрецов. Ему не давали ни пить, ни есть: они поначалу думали, что имеют дело с духом. В конце концов Энно Ги удалось разубедить их в этом и они отвели кюре в деревню, однако предварительно обильно окропили его своей «священной» болотной водой.
Семь новых небольших статуй беременных женщин уже стояли у порогов домов вместо тех, которые разбил Энно Ги. Кюре несколько раз порывался подойти к ним поближе, чтобы посмотреть, отличаются ли они от предыдущих, и, если это так, рассмотреть, чем именно отличаются, однако ему ни под каким видом не позволяли подходить к статуям. Даже самые робкие жители деревни ревностно отгоняли его, чужака, от «священных статуй».
Тем не менее его впечатляющее появление, возвращение пропавшего мальчика и то, что он совсем не боялся жителей и явно обладал сверхъестественной силой, уже дали ожидаемые результаты. Личность кюре была выше понимания этих людей, а потому вокруг него возникла аура таинственности. Энно Ги однажды даже услышал, как один из жителей шепотом предположил, что он, наверное, посланник Небес, своего рода посредник между людьми и богами. Кюре невольно улыбнулся: именно в этом, по его мнению, и заключалась основная функция священнослужителя.
Лишь двое жителей деревни относились к Энно Ги более-менее терпимо. Это были похищенный им мальчик и его мать. Мальчика звали Лолек, а его мать — Мабель. Бывший пленник неоднократно рассказывал о том, как его похитили. То, что Энно Ги не причинил ему никакого вреда и даже подлечил коричневые болезненные пятна, покрывавшие кожу мальчика, произвело сильное впечатление на жителей деревни, особенно на его мать. Она жила со своим сыном на окраине Эртелу, в маленькой хижине, дверь которой, в отличие от всех других, была для кюре всегда открытой.
Эта женщина совсем недавно стала вдовой.
Вечером того дня, когда Энно Ги позволили вернуться в деревню, его отвели в хижину «мудреца» и усадили на лежащее на полу плоское полено лицом к пятерым мужчинам, напряженно разглядывающим его. Это были трое жрецов, мудрец и человек в деревянном шлеме. Кюре уже знал имена двоих из них: мудреца звали Сет, а человека в деревянном шлеме — Тоби.
Комната была довольно просторной. Пол представлял собой хорошо утоптанную сухую землю. Вдоль стен стояли грубо сколоченные полки, заставленные керамическими бутылками, чашками с сухими травами и деревянными бочонками. Энно Ги подумал, что они, наверное, наполнены той гнусной болотной водой, перед которой преклоняются жители деревни.
В углу комнаты священник заметил деревянную доску, похожую на те, которые он видел на заснеженном кладбище. А еще он заметил длинный посох (с его помощью Сет накануне определял, где разводить костер) и красно-желтый балахон Сета.
«Подсудимый» посмотрел на своих пятерых «судей». Он лишь теперь обратил внимание на то, что сидящие перед ним были довольно молодыми людьми. Присмотревшись, кюре подумал, что никому из них, скорее всего, нет и тридцати лет. Даже Сету. Длинная борода последнего и его величественная осанка поначалу ввели кюре в заблуждение. Ему тогда казалось, что этот человек — почтенный старейшина деревни, преисполненный мудрости и пользующийся уважением соплеменников в силу своего возраста. Он, несомненно, был самым старшим среди собравшихся здесь пятерых мужчин. Но вряд ли он был старше Энно Ги. Глаза, лоб и скулы Сета выдавали его молодой возраст.
«У них тут что, во всей деревне нет ни одного старика?» — подумал Энно Ги, вспоминая внешность тех жителей, которых ему уже довелось увидеть вблизи.
— Зачем ты явился к нам?
Первым задал вопрос Сет. Еще входя в хижину, Энно Ги понял, что ему предстоит подвергнуться допросу двоих людей — Сета и Тоби. Затем эти пятеро, очевидно, поговорят с каждым из жителей деревни и у каждого узнают мнение по поводу пришельца.
— Зачем ты явился сюда? — повторил Сет.
— Я был послан к вам.
— Кем?
— Тем, кто желает вам добра.
Эти слова вызвали удивление у присутствующих.
— Кто он? Кто тот, кто прислал тебя?
— Вы его не знаете. Но он вас знает.
В юности Энно Ги доводилось сталкиваться с профессором Гасом Брюле, хитроумным монахом-доминиканцем, который в пух и прах разносил все аргументы своих учеников на занятиях по риторике. Если он кого-то допрашивал, то это было серьезным испытанием для ума ученика. К каким риторическим тонкостям, намекам и ухищрениям приходилось прибегать человеку, чтобы умудриться обойти расставляемые этим преподавателем ловушки и в конце концов получить его одобрение! «Сложные ответы — простыми словами» — таким было золотое правило, установленное Брюле. Задача состояла в том, чтобы заставить допрашивающего задавать себе самому больше вопросов, чем допрашиваемому.
— То добро, о котором ты сказал… что это?
— Правда.
— Правда? Какая?
Кюре ответил не сразу. Он знал, что в любой религии умение подвергать что-либо сомнению — роскошь, доступная лишь самым образованным людям. А местные жители, представляющие собой маленькую, уже пятьдесят лет оторванную от внешнего мира группку людей, имели, по всей видимости, примитивное мышление и такое мировосприятие, когда всему давалось однозначное объяснение, а части соединялись в единое целое неразрывными связями. Энно Ги не мог позволить себе сейчас рисковать, навязывая свои идеи, которые, чего доброго, могли оскорбить религиозные чувства местных жителей.
— Я пока не знаю, — наконец сказал он. — Та, которую мы выясним вместе. Именно для этого меня и направили к вам.
«Судьи» явно не знали, как истолковать его ответы. Воцарилось молчание. Однако то, что эти пятеро дикарей погрузились в размышления, было, конечно, на руку кюре. С того момента когда этот пришелец, по мнению местных жителей, перестал представлять для них угрозу и вызвал у них интерес к своей особе, он был в безопасности. По крайней мере на время.
Вскоре допрос возобновился. Кюре стали расспрашивать о его одежде, о том, чем он питается. «Судьи» интересовались, спит ли он, как они, дышит ли он, как они, состоит ли он из мяса и костей, как они. Затем его спрашивали: что первично — Солнце или Луна, насколько глубоки болота, почему бывает тепло и бывает холодно, сколько времени он может обходиться без еды…
Подобных вопросов кюре не боялся, а потому чувствовал себя пока в относительной безопасности. Он опасался того, что ему могут начать задавать более конкретные вопросы.
— Ты прибыл сюда не один, — сказал Сет. — Те двое, они тоже были посланы сюда, как и ты?
— Да.
— Где они сейчас?
— Они еще вернутся…
Во взглядах жрецов читалось беспокойство.
— …как только вы поймете, что я не представляю для вас опасности, — договорил кюре.
Следующий допрос состоялся в хижине Тоби.
Перед Энно Ги сидели все те же пятеро «судей».
Атмосфера здесь была более натянутой и тревожной, чем в хижине Сета. На стенах висело оружие, изготовленное из дерева и железа. В полумраке помещения были видны украшения, изготовленные из костей животных. «Очевидно, трофеи», — подумал кюре. Это была хижина воина и охотника.
Энно Ги опять усадили на обрубок бревна.
Тоби начал допрос, указав своим длинным прямым мечом на лоб кюре.
— А ты смертен?
— И да, и нет, — ответил кюре. Озадаченные «судьи» заерзали на скамьях.
— Часть меня может погибнуть, — продолжал кюре. — Другая часть — бессмертна. Вот почему я сказал «и да, и нет».
— Часть тебя? Какая?