Наконец Шюке сошел на берег возле города Труа. Баржа поплыла дальше вверх по реке, в Эну. Ланфан остался на «Финикии» вместе с Куртпуеном. Шюке был рад, что наконец распрощался с этим типом.
По-прежнему валил снег. Бродя по узким улицам Труа, Шюке стучался не в одну дверь, пытаясь узнать, где находится особняк или же усадьба семьи Акен. Везде ему давали один и тот же неутешительный ответ: никто ничего не знал об этом семействе. Лишь только церковный сторож, ютившийся в пустующем здании епископства, указал викарию на монастырь Сестер Марты, находившийся у северной окраины города. Там викарий мог обратиться к настоятельнице по имени Дана, которая была знакома с семейством Акен. Сторож предположил, что либо члены этой семьи уже умерли, либо уехали из этой местности.
Женский монастырь находился в старой крепости, производившей впечатление суровой и неприступной твердыни. Учитывая мощные зубчатые стены и бастионы, крепость казалась уж слишком странным местом для размещения монашек.
— Что вы ищете, святой отец?
Аббатиса Дана оказалась пожилой женщиной с суровым, но благородным лицом. Она была неместная: когда аббатиса говорила, чувствовался легкий итальянский акцент.
— Я — викарий его преосвященства Роме де Акена из епархии Драгуан, — сказал Шюке. — Я приехал, чтобы передать вещи моего патрона его родственникам.
— Роме де Акен умер?
Шюке кивнул.
— Да хранит Бог его душу, — прошептала аббатиса.
— Мне сказали, что в Труа его родственников больше нет. Это правда?
— Да, именно так. В этой семье было слишком много служителей Церкви, а потому потомства не осталось.
— Но… разве не осталось их усадьбы, или какого-либо дома, или наследника семьи Акен?
— Все, что принадлежало этой семье, завещано нашему монастырю, святой отец.
— А вы были знакомы с моим патроном?
— Да. Но без разрешения Эсклармонды я не стану вам ничего о нем говорить.
— А кто эта женщина?
— Сестра Роме, — ответила аббатиса. — Она теперь проживает здесь, в этом монастыре.
При этих словах Шюке вздрогнул, как от удара хлыстом. Сестра Акена! Викарий вспомнил о юной девушке, о которой упоминал Альшер де Моза.
— А можно мне с ней встретиться? — поспешно спросил он.
— Сомневаюсь. Сестра Эсклармонда ведет жизнь затворницы. Она ни с кем не видится и никогда не покидает свою келью. Я попробую, учитывая сложившиеся обстоятельства, убедить ее встретиться с вами, однако не гарантирую, что мне это удастся. Сегодня четверг и мы начинаем молиться перед Страстной неделей. Приходите в следующий понедельник.
Шюке ни за что не хотел ждать так долго.
— Сестра, — твердо сказал он, — я привез с собой останки его преосвященства Акена.
Восковое лицо аббатисы впервые изменило свое выражение. Она на некоторое время задумалась.
— Я должен его похоронить, — продолжал Шюке. — Я не могу ждать.
Аббатиса согласилась с тем, чтобы он пришел завтра.
Шюке отправился искать какой-нибудь постоялый двор. В монастыре Сестер Марты запрещалось находиться мужчинам, а идти в гостиницу епископства викарию не хотелось. Он предпочел затеряться среди других путников. Ему удалось найти пристанище на постоялом дворе Бека. Шюке заплатил за ночлег двумя оставшимися у него экю и немедленно пошел вверх по лестнице в свою комнату. Находясь на верхней площадке лестницы, он услышал, как кто-то еще вошел в здание. Он не видел, кто это, однако тут же узнал голос вошедшего. Это был Дени Ланфан.
23
Фовель де Базан сидел за своим письменным столом в огромной приемной Артемидора во дворце Латран в Риме. На одной из деревянных скамей томился в ожидании отец Профутурус.
— Канцлер вас скоро примет, — доброжелательно сказал дьякон.
Аббат кивнул.
В этот самый момент в глубине зала появились трое францисканцев и толстенький доминиканец. Трое монахов в подвязанных веревками рясах были как раз теми францисканцами, с которыми два раза пересекался Энгерран дю Гран-Селье: сначала в этой самой приемной во дворце Латран, а затем на вилле у Шендоле, где Энгерран встретился с Артемидором и организованным им комитетом. У монахов по-прежнему были суровые и властные лица. Дьякон с плохо скрываемым страхом смотрел, как они приближались.
— Вот этот человек вчера обратился к нам, — сказал первый францисканец, показав на сопровождающего их доминиканца.
— Я — отец Мерль, из посольства Франции в Риме, — представился доминиканец.
Он был низенького роста, с подвижными глазами и ранними залысинами надо лбом.
— У него два послания из Парижа, — пояснил францисканец, — а еще кое-какие вопросы, которые, по нашему мнению, больше касаются канцелярии, чем нас.
— О чем идет речь? — спросил де Базан.
— Мне нужно навести кое-какие справки для архивариуса епископства Парижа, — сказал Мерль. — По поводу некоего Роме де Акена, бывшего епископа Драгуана, находившегося в Риме при Папе Григории IX…
Несмотря на то что де Базан уже поднаторел в дипломатии, он не смог сдержаться и швырнул свое перо на стол.
— Подождите здесь, — сказал он.
Затем он исчез за дверью, ведущей в кабинет канцлера.
— Я думаю, вы пришли по адресу, — произнес францисканец.
Все трое францисканцев повернулись и вышли из приемной канцлера, оставив своего спутника одного.
Профутурусу пришлось еще долго ждать аудиенции у Артемидора: отца Мерля немедленно пригласили в кабинет канцлера.
— Это что еще за история? — гневно набросился Артемидор на своего секретаря, после того как доминиканец ушел. — Я думал, что вопрос по материалам о Драгуане в Париже окончательно разрешен!
— Я тоже так думал, ваше высокопреосвященство.
— По какому праву этот архивариус пытается проводить какие-то расследования? И как они узнали о смерти епископа? С какого времени у них возникли подозрения, что он некогда находился в Риме? И как об этом узнал этот доминиканец?
— Французы, так же как и англичане, весьма искусны в применении перенятых нами на Востоке способов доставки корреспонденции. Они обмениваются письмами очень быстро. Даже зимой.
— Поставьте в известность Жорже Ажа. Именно он должен решить эту проблему.
Канцлер стукнул кулаком по столу.
— О господи! Как я ненавижу, когда прямо у меня под носом начинают ворошить истории едва ли не столетней давности!
Де Базан весьма благоразумно отреагировал на вспышку гнева своего патрона: он в знак полного согласия с ним слегка наклонил голову.
Вскоре в кабинет канцлера наконец-то пригласили и отца Профутуруса.
— Итак, святой отец, — сказал все еще мрачный Артемидор, — как обстоят наши дела?
— Все идет просто чудесно, ваше высокопреосвященство.
— Что там с Эймаром дю Гран-Селье? Он выжил?
— Да, он оказался живучим.
— В каком он состоянии?
— К нему вернулись чувства… и вера.
— Хорошо. А память?
— Он снова стал осознавать, кто он такой и что с ним произошло. Пока его психика довольно податлива.
— Что значит «пока»? У вас есть какие-то сомнения в этом?
— Он — очень непростой человек, ваше высокопреосвященство, и способен буквально на все. Я даже не знаю, сможем ли мы долго удерживать его в нужном для нас состоянии. Если мы хотим как-то его использовать в своих целях, то это надо сделать быстрее. Он постоянно стремится быть независимым. Подчиняться кому бы то ни было — это не для него.
— Вы испытывали его?
— Несколько раз. Неизменно с положительным результатом.