— В чем он может быть нам полезен?
— Как в хорошем, так и в плохом: он способен на все. При должной подготовке он станет превосходным орудием в наших руках.
— Вы с ним разговаривали?
— Еще нет. Я ждал ваших распоряжений, ваше высокопреосвященство.
— В данном вопросе я полагаюсь на ваше мнение, Профутурус. Расскажите ему, чем мы занимаемся. Дайте ему какое-нибудь задание!
— Кто должен его опекать?
— Пусть это будет Мерси-Дьё. Так надежнее.
— Наш подопечный несколько раз упоминал о каком-то юноше, который сопровождал его в Рим.
— Да, вспоминаю. Ну и что?
— Он уверен, что именно ему он обязан своим возрождением.
— Того юношу зовут Жильбер де Лорри.
— Именно он, по мнению Эймара, помог ему обрести веру.
— Если вы посчитаете нужным его использовать, — прервал Профутуруса Артемидор, — то смело делайте это. Он — ваш.
Профутурус в знак благодарности слегка поклонился.
— А что думает об Эймаре Дрона? — спросил канцлер.
Аббат заколебался.
— Он еще толком не разобрался, ваше высокопреосвященство, и до сих пор не знает, создали ли мы наше лучшее орудие или же нашего самого опасного врага. Этот безбожник обрел веру, но как-то уж слишком кардинально изменился. Как бы он в один прекрасный день не выступил против нас.
— Для этого нужно, чтобы мы дали ему повод. А мы не дадим. Будьте осторожнее, Профутурус.
— Конечно, ваше высокопреосвященство…
24
На следующий день после своего приезда в Труа Шюке на рассвете вышел с постоялого двора Бека и направился в женский монастырь. Он постарался при этом сделать так, чтобы его никто не заметил и не пошел за ним вслед. Внезапное появление Дени Ланфана подтвердило подозрения викария, а потому он хотел закончить свои дела в этом городе и уехать отсюда как можно быстрее. По-прежнему шел сильный снег. Из-за снегопада, пожалуй, будет не так-то легко добраться до Драгуана.
Викарий прождал два долгих часа возле комнаты настоятельницы, держа свой ящик и пачку писем.
Аббатиса так и не появилась. Вместо нее пришла Мелани — девушка из города, работавшая служанкой при монастыре, и, не говоря ни слова, отвела викария в ту часть монастыря, куда посетителей обычно не пускали. Галереи были пусты: для монахинь наступило время молитв. Девушка завела Шюке за апсиду небольшого храма. Находившаяся там крутая каменная лестница вела в подземелье. Мелани жестом показала викарию, чтобы он спускался вниз.
— Вы не дадите мне факел? — спросил Шюке.
— Нет. Сестра-затворница уже не способна выносить яркий свет. Она не выходила из своей кельи в течение семи лет.
— А я смогу ее там найти?
— Насколько я знаю, святой отец, внизу кроме нее никого нет.
Юная служанка повернулась и ушла. Шюке, немного поколебавшись, стал на ощупь спускаться вниз.
«Эсклармонда… — подумал он. — Странное имя для затворницы…»
Викарий продвигался вдоль стены, касаясь ее плечом. Окончательно растерявшись и уже опасаясь, что заблудился, он начал громко звать монахиню.
— Я — брат Шюке, сестра… где…
— Я здесь.
Шепот монахини прозвучал словно в пещере. Женщина находилась рядом с викарием. То, что она оказалась так близко, напугало его, и он замер на месте. Шюке так сильно прижал к себе ящик с останками Акена, что углы ящика впились ему в бока.
— Я вас слушаю, сын мой, — снова послышался голос.
— Я… я служил под началом вашего брата, его преосвященства Акена… Он уже покинул нас и…
Шюке запнулся: он впервые намеревался сообщить об убийстве своего патрона. Викарий ни слова не сказал об этом ни архивариусу, ни людям в регистрационной конторе, ни Альшеру де Моза, ни охраннику. Но теперь он уже не мог сдержаться и вкратце рассказал о том, какой ужасной смертью умер епископ.
После долгого молчания снова послышался голос затворницы:
— Аббатиса Дана сказала мне, что вы привезли останки моего брата. Где они?
Она произнесла эти слова совершенно спокойно, как будто рассказ Шюке ее ничуть не взволновал.
— Они сейчас здесь, со мной, — ответил Шюке.
Снова наступило долгое молчание. Темнота была кромешной, и, как ни пытался викарий разглядеть хоть что-нибудь, он так и не смог различить контура.
— Подойдите, — сказал голос, — и дайте мне то, что вы принесли.
Несмотря на сопровождавшее любые звуки эхо, Шюке понял, что затворница находится справа от него, шагах в трех.
Он стал медленно продвигаться к ней, пока не наткнулся на деревянную ступеньку.
— Очевидно, вы принесли мне лишь его мощи, — предположила Эсклармонда. — Поставьте их на этот табурет.
Шюке поставил свой ящик на табурет и отступил назад.
Последующие несколько минут были самыми тяжкими за все время его странствий с останками Акена. Он услышал в гулкой тишине подземелья, как Эсклармонда открыла ящик и стала перебирать кости своего брата — одну за другой… Она ласкала их? Или благословляла?.. Шюке не услышал ни всхлипывания, ни вздоха, хотя, наверное, Эсклармонде сейчас было очень тяжело. Насколько викарий знал, она не видела своего брата и не получала от него известий из Драгуана более тридцати лет…
Шюке не решался заговорить первым. Наконец он услышал, как закрылась крышка ящика, затем сестра Эсклармонда сказала ему:
— Мой брат оставил указания насчет того, как его следует похоронить. Аббатиса Дана передаст вам его бумаги. Скажите ей, что я выйду из своей кельи в связи с похоронами епископа. Но только для ночного бдения у гроба и заупокойной службы. Мне сейчас очень трудно говорить с вами, сын мой. Оставьте меня…
Шюке не стал упираться. Он, несмотря на темноту, слегка поклонился и направился к выходу из подземелья.
— Благодарю вас, — вдруг снова прозвучал странный голос. — Я вижу по вашим глазам, что вы добрый человек и что вы любили моего брата.
Викарий вздрогнул и еще быстрее пошел к выходу. Он наконец расстался с останками своего бывшего патрона.
25
После возвращения стражника Жильбера де Лорри в Рим сопровождаемого им Эймара дю Гран-Селье тут же увели. Однако в казарму охранников дворца Латран Жильбер не вернулся: его в тот же день перевезли в гарнизон, расположенный в Фальвелле, неподалеку от Рима. Там его тщательно допросили двое военных и двое священников. Они интересовались тем, что с ним происходило во время поездки во Францию и что он узнал о сыне Энгеррана. Это был необычный, очень обстоятельный допрос, и Жильбер на всякий случай обдумывал каждый свой ответ. Он рассказал о тяжелом характере Эймара, его грубом поведении, отказе благословить похоронную процессию в деревне Лакретель-сюр-Аржан, плевке на гроб с покойным, предостережениях со стороны его матери, странном постоялом дворе Романа, физической силе и выносливости Эймара и, наконец, о странной молчаливости, нападавшей на Эймара время от времени, и о его подозрительных взглядах. Двое военных и двое священников буквально замучили Жильбера вопросами, пытаясь как бы невзначай выведать у него информацию о тех или иных моментах из прошлого Эймара, про которые Жильбер, в общем-то, ничего не знал.
Через три дня его наконец оставили в покое и он вернулся к военной службе, теперь уже в гарнизоне в Фальвелле.
Он пробыл там несколько недель. Это был какой-то необычный гарнизон: как заметил Жильбер, в нем находилось уж слишком много монахов. Жильбера повысили в звании, но за этим повышением крылись, скорее всего, какие-то политические соображения, а подобный подход всегда вызывал негативную реакцию у военных. Жильберу не позволяли видеться абсолютно ни с кем из его прежних знакомых. Когда в один из дней в Фальвеллу должен был приехать по какому-то делу стражник из дворца Латран, Жильбера де Лорри на весь день отправили из гарнизона по какому-то делу.
Жильбер вел теперь довольно праздную жизнь. Ему не давали никаких поручений, даже самых пустяковых.
Наконец, по прошествии шести недель, в гарнизон приехал прелат в повозке с символикой Папы Римского. Посланник привез приказ, согласно которому он должен был забрать отсюда Жильбера.
— Я возвращаюсь в Рим? — поинтересовался юноша. — Я выполнил свою задачу еще месяц назад. Почему мне до сих пор не позволяют вернуться к обязанностям стражника дворца Латран?