Ник Фьюри пытался разговорить Бога Порока, но тот совершенно не шел на контакт. Молчал. Старательно игнорировал мидгардца с темной повязкой на лице. Задумчивый взор устремился в пол, словно там было что-то интересное. Платиновые волосы, окропленные кровью, сбились в колтун, но это сейчас совершенно не интересовало Тезаса. Казалось, его мысли, как и он сам, находились где-то далеко за пределами тесной тюремной камеры. Предательски слетевшая во время битвы железная маска оголила не только лицо, но и нутро Бога. Черная радужка посветлела, приобрела привычный прозрачно-голубой оттенок. А в глубине зрачков притаилась вселенская усталость.
— Ну вот мы и встретились вновь… — громкий голос с легкой хрипотцой заставил, сидящего на полу Бога, перевести свой светлый взор на пришедшего. Уголок пухлых губ, рассеченный тонким шрамом, слегка дернулся вверх при виде Тора. Громовержец возвышался над заключенным, застыв перед стеклом камеры с молотом в правой руке. В глубине голубых глаз Одинсона читалось сожаление. Но Бог Порока не обманывался на этот счет, понимая, что оно принадлежало точно не ему, а пропущенной финальной битве.
Тезас молчал, неторопливо изучая взглядом лицо младшего брата, отмечая про себя невероятную схожесть. Плоть от плоти, как-никак.
— Скажешь что-нибудь? — спросил громовержец и, опустив молот на пол, подошел ближе.
— Приятно познакомиться, брат! — сквозь зубы произнес Тезас, с раздражением всматриваясь в волевое лицо Тора. — Пришел злорадствовать?
— Ты убил Локи!
— Ты убил Малекита! — злобное шипение сорвалось с уст Бога Похоти. — Локи? А что ты про него знаешь? Ты вообще хоть про кого-то кроме себя знаешь?
— Я знаю то, что наш отец ждет тебя в Асгарде!
— Мой отец — Малекит! — с затаенной горечью произнес Тезас, светлые радужки его глаз на мгновение почернели. — А Один, что он мне уготовил на этот раз? Гнить в темнице? Или доделает то, что не сделал в прошлом?
— Он думал о мире!
— Тор… Тор… мой братец. Ты копия его, — Бог Похоти медленно поднялся, а после практически вплотную подошел к разделительному стеклу. Светлые брови нахмурились. Взгляд прозрачно-голубых глаз настойчиво вонзился в суровое лицо напротив. — Давай, Тор, расскажи мне, как Один любит свой детей!
Сложив руки за спиной, Тезас неспешно прошествовал по камере, считая про себя каждый шаг. Неприятные воспоминания тяжелой ношей опустились на плечи. Запустили свои отвратительные щупальца в самую глубину мозга и сердца, вызывая неприятные ощущения где-то в основании шеи.
— Он ненавидел своих детей. У него был только ты.
— Это неправда!
— Хелла. Она не всегда была центром разрушений. Ее такой сделал твой отец. Он жаждал власти. Миры выходили из-под его контроля, и он создал силу, с помощью которой возвращал непокорных себе. А потом ему это надоело. И что он сотворил со своей дочерью? Он замуровал ее.
Тезас, остановившись, внимательно проследил за реакцией Тора. И она не заставила себя долго ждать. Он видел, как напряглось его лицо. Как тень пренебрежения сошла, уступая место замешательству. Довольно вздохнув, он продолжил:
— Локи. Его Один пожалел, даровал жизнь. А для чего? Для того, чтобы попрекать этим? Для того, чтобы выделять тебя на его фоне? Я не хотел его убивать. Это случайность. Дети, взращенные без любви, становятся взрослыми, не умеющими любить. Я помню, как молил отца. Я был мал, но все понимал. А знаешь, Тор, кто меня спас? Твой друг, Хеймдалль. Он сжалился надо мной. Отправил в Свартальфхельм, зная, что там не будут меня искать.
Тор стоял как в воду опущенный, не зная, что ответить. Бог Порока почувствовал практически осязаемое смятение, исходящее от громовержца. В глубине его глаз больше не плескалась злость и презрение. Ярость сменилась неверием. Неприятием очевидной правды.
— Я Тезас. Незаконнорожденный сын богини Любви. Я должен был вести Валькирий на поле боя, а вместо этого, Один приказал сбросить меня в пропасть. Отомстить Фрейе за то, что она забирала его лучших павших воинов. Отправить меня в чертог Фолкфанг. Я должен был стать плодом любви, а меня назвали чадом порока. Я никогда не видел свою мать, ей до меня не было дела, и я никогда не забуду лицо лжеотца.
Выплюнув последние слова, Тезас с силой ударил кулаком по крепкому стеклу, заставив Тора невольно вздрогнуть. Он все помнил. Помнил предательство. Помнил съедающее чувство одиночества, незыблемое несколько тысяч лет. Разочарование в самых близких людях. И страх. Страх перед мерзкой старухой-смертью, что скрежетала своими гнилыми зубами в тот роковой день. Страх погибнуть от рук любимого воина, что сам вызвался палачом на его казнь.
— Это не давало тебе право нести в мир разрушения, — Тор, наконец, обрел возможность говорить.
— Тор, скажи, когда ты явился в Свартальфхейм, ты разве не принес туда разрушения? Хаос? Боль? Ответь мне, где грань между можно и нельзя? Я скажу. Ты действовал согласно своим идеалам. Ты разрушал мир, сотрясал ни в чем не повинных карликов, которые были созданы, чтобы выполнять всю грязную работу. Ведь асам не позволительно марать своих рук. Ты свято веря в то, что это во благо, принес разрушения в мой мир. Я тоже уверен в том, что действую во благо. На чьей стороне правда, Тор? Ответь.
Весь оставшийся день в штабе был ознаменован днем зализывания ран. Своим бойцам Фьюри дал сутки отдыха. Впрочем, как и Тору, который, искрясь молниями и спалив несколько компьютеров, промчался мимо него и исчез, вызвав мост.
Брюс Беннер, после пары снимков в рентген-кабинете и полного медицинского осмотра смог вернуться в свою комнату, и посвятить вечер Наташе.
Клинту повезло значительно меньше. При помощи современных технологий, врачи смогли залатать его разорванный бок, но жизненная энергия, переброшенная Алисой, нуждалась во времени для того, чтобы прижиться и распространиться по всему мужскому организму.
Сама Алиса подверглась детальному обследованию. Именно она и стала главной темой утреннего собрания, куда не спеша подтягивались все действующие лица вчерашней заварушки. Кэп по обычаю пришел первым, последним же, опираясь на трость, подошел Бартон, успевший просмотреть видео, снятое с камеры наблюдения на квинджете. Произошедшее за то время, пока он был в отключке, повергло его в шок, что явно читалось на осунувшемся лице.
— Что, черт возьми, это было? — задал интересующий всех вопрос Старк. — То есть, кучка людей со сверхспособностями не смогла одолеть этого Бога с претензией на мировое господство, а тут какая-то девчонка одним взглядом уложила его на лопатки…
— Этому есть объяснение, — вошедшая Мария Хилл включила экран над столом.
— Какое? — Тони скрестил руки на груди. — Нам пора на пенсию?
— Не спешили бы вы, мистер Старк, — Хилл легким движением вывела снимки головного мозга на экран. — В тот день, когда Алиса была похищена Локи, как вы помните, мы зафиксировали темное пятно в ее голове.
Подойдя ближе, она указала на два снимка:
— Этот снимок сделан тогда, а этот вчера. Два идентичных пятна.
— Что это может значить? — спросил Клинт, на лице которого выступила испарина. Плохое предчувствие заскреблось своими острыми когтями на окраинах сознания.
— Тогда мы предположили, что это могло быть воздействием Локи, — вспомнил Беннер. — Но Локи мертв.
— Это не все. Проведенное медицинское обследование показало… — Мария Хилл взяла небольшую паузу, — что девушка беременна.
Тони бросил говорящий взгляд на агента Бартона:
— Клинт?
Тот лишь, открыв в недоумении рот, отрицательно помахал головой. Все, находящиеся в комнате, поняли этот жест.
— Почему мы не знали об этом раньше? — поинтересовалась Наташа.
— Все просто. Она не была беременна. Срок от силы три недели.
— Локи… — прохрипел побледневший Клинт. Озаренному догадкой, ему пришлось выложить все, что он видел и что говорил ему Локи, в день, когда погиб. Закончив свой монолог, Бартон тяжело выдохнул. Боль. Чистая и обжигающая потекла огненной лавой по венам. Сейчас она раздирала душу на куски, оставляя после себя зияющую пустоту. На его лице дрогнул лишь один мускул, скрывая истинное состояние для окружающих и выдавая себя с головой для Наташи. Отвернувшись от пытливого взгляда Романофф, лучник старательно делал вид, что это не его сейчас переполняют боль и ярость.