Она закончила читать. В спальне было так тихо, что Вера слышала даже биение своего сердца.
– Ты не представляешь себе, в каком аду я жила эти несколько дней, когда поняла, кто убил Наташу… – говорила Вера, едва слышно. – Мы же с Колей голову себе сломали, пытаясь понять, кто же совершил это убийство. Насколько мне известно, по официальной версии, конечно, Наталью Воронову убила Лариса Саватеева. Конечно! С мертвых какой спрос?! Тем более что в доме нашли перстень Наташи, который Лариса сняла с трупа и спрятала у себя, а Саватей потом, спустя годы, ничего не зная о криминальном прошлом этого украшения, подарил Анжелике… Это ли не улика? Ты бы видела реакцию Вадима, когда его жена показала мне фото Анжелики, ее руки с этим перстнем… Он узнал его! Да только не был в курсе того, что мамаша стянула его с пальца покойницы… Но мы-то теперь с тобой знаем правду.
– Ты о чем?
– Самый мощный мотив был у тебя, Таня. Но ты же была с нами в лесу! Мне же это не приснилось!
Татьяна вдруг вскочила, открыла ящик комода, достала дрожащими руками пачку сигарет и зажигалку, закурила.
– С самого начала было понятно, что убийца – местный, – продолжала Вера. – Или тот, кто знает, что в скором времени в лес, на поляну, придут люди. На это и был расчет. Надо было, чтобы тело нашли. И чтобы у убийцы алиби было.
– Да я не собиралась ее убивать!!! – воскликнула громким сиплым шепотом Татьяна, оглядываясь на дверь. – Я просто хотела сказать ей в лицо все, что я о ней думаю! Она вышла из своей комнаты, вся такая нарядная, в шубе, накрашенная, от нее пахло дорогими духами… Перстень еще этот… И красивая, сил нет… А я в это время стояла на крыльце корпуса и курила. И когда она проходила мимо, я схватила ее за руку и сказала ей прямо в лицо, что она шлюха! И повторила это еще два раза. Потом сказала, что я жду ребенка от Вадима. Так она расхохоталась мне в лицо, сказала, что, мол, это мои проблемы. И что неизвестно еще, от кого ребенок, может, от кого-то из его друзей. А там крыльцо раскрошилось, большой такой кусок кирпича вывалился как раз и лежал прямо под ногами… Не знаю, как это случилось, но я подняла его, размахнулась, да и ударила ее в голову. Она сразу скатилась с крыльца на землю, простонала, и тогда я набросилась на нее и ударила еще раз. Я уже поняла тогда, что моя жизнь кончена. Мы же в доме отдыха, повсюду по аллеям бродят старушки… Меня точно должны были увидеть. Я оглянулась – никого вокруг! Ни одной души! И мороз, холодно! Уже скоро парни должны были приехать за нами, чтобы отправиться в лес, на поляну. Наташа лежала на снегу, возле крыльца. Крови было совсем мало. Я пощупала ее шею – поняла, что она мертвая. Я убила ее. Я не знала точно, который час, я понимала, что рискую, но надо было действовать, пока вокруг стояла такая пронзительная тишина, и мы с ней были одни… Я вернулась в корпус, взяла из кладовки лыжи, из комнаты – колготки, уложила тело Наташи на лыжи, примотала двумя колготками, привязала к телу два шарфа, свой и ее, и потянула все это за собой в сторону леса. В детстве я катала таким же образом детей из младших групп в детдоме, когда не хватало на всех санок. Я и не предполагала, что лыжи, несмотря на такую тяжесть, будут так хорошо скользить! Я добежала с этой страшной ношей до дороги, свернула к лесу, а там дело пошло еще лучше, быстрее, там же накатанная дорога… Я протащила ее чуть дальше уровня поляны, отмотала от лыж и, уже проваливаясь в сугроы, подтащила к тому месту, буквально в нескольких метрах от поляны, где вы ее и нашли… Затем вернулась к лыжам и зарыла их в снег. И быстро-быстро побежала обратно к своему корпусу, влетела в комнату, разделась и легла. Долго не могла отдышаться. Я все лежала и смотрела на дверь, ждала, что она сейчас откроется и войдет Наташа. Но она не пришла. А это означало, что мне все это не приснилось. Что я ее убила. А за окном шел снег, прямо хлопьями валил… И заметал следы.
– Да-а-а, тебе просто повезло, что тебя никто не увидел.
– Но как ты догадалась?
– Во-первых, твои стихи. Во-вторых, ассириец.
– Какой еще ассириец?
– Это ведь ты придумала парня, который якобы приезжал за Наташей в «Отраду». Понимаешь, если бы такой парень и был, то любой, увидев его, сказал бы, что он либо восточной внешности, либо кавказской национальности. И только ты сказала «ассириец». Ты выдумала, брякнула это, когда следователь допрашивал тебя. Ты не могла этого знать. Наташа тебе вряд ли рассказала, вы с ней были заклятыми врагами. С другими она тоже не делилась. И тогда я догадалась, что никакого восточного парня, а уж тем более ассирийца, не было. Что ты выдумала его, чтобы отвести подозрение от себя. Хотя о каком подозрении можно говорить, если никого из тех, кто был в тот вечер на поляне, и без того не могли подозревать. Мы же все были с железным алиби. Хорошо, но кто тогда выкрал тело?