В действительности нити заговора Екатерина держала в своих руках, сама же Дашкова долгое время оставалась в неведении относительно складывания круга заговорщиков и их действий. Однако правда и то, что императрица старательно создавала у многих заговорщиков, представителей различных партий, иллюзию их преимущественной роли в подготовке переворота. Так что и Дашкова, и Орловы, и Н. И. Панин, и К. Г. Разумовский и даже ни чем не выделившийся И. И. Бецкой до последней минуты считали себя единственными руководителями заговора и рассчитывали на исключительную благодарность государыни.
Как в русской сказке Ивана Царевича предупреждают, что в волшебном саду все птицы будут говорить: «Я Гамаюн. Возьми меня». И лишь одна скажет: «Нет, я не Гамаюн, Не трогай меня». Она-то и будет настоящей. Сколько раз и сколько людей в мемуарах, письмах да и просто разговорах объявляли себя руководителями переворота 1762 г. Только Екатерина II нигде и никогда не говорила и не писала о своей главной роли в заговоре. Наоборот, она утверждала, что все произошло единственно «по воле народа», сама же императрица якобы проводила грустные дни, лия слезы о судьбе Отечества. Но именно она стала для русской истории XVIII в. той птицей Гамаюн, которая пропела начало новой эпохи.
В мемуарах Дашковой воспроизводится та картина распределения ролей, которую императрица специально разыгрывала перед подругой, сдерживая до времени участие пылкой и неопытной заговорщицы в крупной политической игре. Екатерина Романовна этого не знала, ее героиня действительно «активный» глава заговорщиков. Если прекрасная дама выйдет из своей благожелательной пассивности, она нарушит незримые законы роли. Зачем нужен рыцарь, если обладательница его сердца начнет сама себя спасать? В мемуарах Дашковой Екатерина настолько возвышена, что единственно из душевного благородства не хочет предпринимать никаких шагов к спасению и гибнет на глазах у пламенных патриотов вместе с Россией. Ее «пассивность» — литературный прием, призванный лишь подчеркнуть ведущую роль главной героини.
Характерно описание ночной встречи подруг накануне смерти Елизаветы Петровны, во время которой Дашкова открыто предлагает Екатерине помощь заговорщиков. «20 января, в полночь, я поднялась с постели, завернулась в теплую шубу и отправилась в деревянный дворец на Мойке, где тогда жила Екатерина… Я нашла ее в постели… „Милая княгиня, — сказала она, — прежде чем Вы объясните мне, что вас побудило в такое необыкновенное время явиться сюда, отогрейтесь…“ Затем она пригласила меня в свою постель и, завернув мои ноги в одеяло, позволила говорить. „При настоящем порядке вещей, — сказала я, — когда императрица стоит на краю гроба, я не могу больше выносить мысли о той неизвестности, которая ожидает Вас… Неужели нет никаких средств против грозящей опасности, которая мрачной тучей висит над Вашей головой?.. Есть ли у Вас какой-нибудь план, какая-нибудь предосторожность для вашего спасения? Благоволите ли вы дать приказания и уполномочить меня распоряжением?“ Великая княгиня, заплакав, прижала мою руку к своему сердцу. „…С полной откровенностью, по истине объявляю Вам, что я не имею никакого плана, ни к чему не стремлюсь и в одно верю, что бы ни случилось, я все вынесу великодушно…“ „В таком случае, — сказала я, — Ваши друзья должны действовать за вас. Что же касается до меня, я имею довольно сил поставить их всех под Ваше знамя, и на какую жертву я не способна для Вас?“ „Именем Бога, умоляю вас, княгиня, — продолжала Екатерина, — не подвергайте себя опасности в надежде остановить непоправимое зло…“ „…Как бы ни была велика опасность, она вся упадет на меня. Если б моя слепая любовь к вам привела меня даже к эшафоту, Вы не будите его жертвой“».[39]
Княгиня фактически просит будущую императрицу перепоручить ей объединение сторонников свержения Петра III и организацию переворота. Екатерина ведет себя крайне осторожно и от всего открещивается. Из текста следует, что она не сказала ни «да», ни «нет», и де факто Дашкова посчитала себя в праве действовать.
Переворот
Однако описание переворота и поведения основных действующих лиц даже под пером самой княгини вступает в явное противоречие с предшествующим распределением ролей. 28 июня Екатерина Романовна попадает во дворец к императрице очень поздно, когда присяга полков и Сената уже совершилась, т. е. собственно переворот произошел. Княгиня едва пробивается через толпу, изрядно помявшую ей платье. Однако в глазах Дашковой, даже этот эпизод становится триумфом. «Перо мое бессильно описать, как я до нее (до императрицы — О. Е.) добралась, — рассказывает Екатерина Романовна. — Все войска, находившиеся в Петербурге присоединились к гвардии, окружили дворец, запрудив площадь и все прилегающие улицы. Я вышла из кареты и хотела пешком пойти через площадь; но я была узнана несколькими солдатами и офицерами, и народ меня понес через площадь высоко над головами. Меня называли самыми лестными именами, обращались ко мне с умилением, трогательными словами и провожали меня благословениями… вплоть до приемной императрицы, где и оставили меня, как потерянную манжету. Платье мое было помято, прическа растрепалась, но своим кипучим воображением я видела в беспорядке моей одежды только лишнее доказательство моего триумфа».[40]