– Итак, объясните мне… Хотите сказать, для того чтобы почувствовать себя частью нашего модельного дома, вы украли нашу рекламу? В этом и состоит концепция вашего творчества?
Олли ошеломлена. Она не может ответить. Только чувствует, как на глаза наворачиваются слезы. Но она сдерживает их: «Стоп! Не плачь, лучше вспомни». Она писала эту фразу в школьном дневнике. Каждый год. Сразу под расписанием уроков. «Хорошие художники копируют, великие художники крадут». Сама не осознавая этого, Олли произносит это вслух. Эгидио-Эдди смотрит на нее. Потом на работу. Снова на Олли.
– Пока что вы даже не копируете…
Олли вспыхивает гневом и уже намеревается собрать все свои работы и сложить их обратно в папку. Но затем, не зная даже точно почему, в сотый раз делает глубокий вдох и сдерживается. Смотрит Эгидио-Эдди прямо в глаза. Она и не заметила сразу, какие у него голубые глаза. Олли выпаливает на одном дыхании:
– Так вы берете меня на стажировку или нет?
Эгидио раздумывает. Смотрит в монитор ноутбука. Что-то печатает.
– Из всех кандидатов, которых я до сих пор видел, вы наименее ужасны. Но только потому, что кажетесь сообразительной… – Он поднимает глаза и смотрит на нее. – И, кажется, у вас есть характер. Но работы ваши выглядят жалко. Я могу отправить вас в отдел маркетинга, ведь вам, кажется, очень понравилась наша рекламная кампания… Конечно, для начала вам придется разносить кофе и распечатывать материалы. И заниматься рассылкой приглашений и рекламных объявлений по адресам из нашей базы. Но не чувствуйте себя униженной. Никто не понимает, особенно молодежь вроде вас, сколь многому можно научиться, просто слушая и крутясь у сцены. Где все и происходит. Посмотрим, достаточно ли вы скромны, чтобы задержаться тут… А потом будем решать… Забирайте эти детсадовские рисунки и уходите. Увидимся завтра утром в половине девятого. – Он в последний раз поднимает взгляд, смотрит ей в глаза: – Не опаздывать.
Не опаздывать. «В отличие от тебя», – думает Олли, пока собирает эскизы и фотографии, складывает все обратно в папку.
Эгидио-Эдди снова сосредотачивается на своем компьютере.
Олли встает:
– Тогда до завтра, хорошего вечера.
Эгидио молчит. Олли закрывает за собой дверь с обратной стороны. Приваливается к ней. Поднимает глаза к потолку. Зажмуривается и шумно вздыхает:
– Тяжело, да?
Олли резко открывает глаза. На нее смотрит парень, почти одного с ней роста, с темными волосами и очень яркими зелеными глазами, в очках с легкой оправой, лицо веселое.
– Я знаю, Эдди кажется безжалостным. И он правда такой. Но если ты его убедишь – дело в шляпе.
– Думаешь? Не знаю… Наверное, еще и потому, что это первый мужчина, который не смотрел на меня! Ну, то есть… в чем дело, мне всего двадцать, а я уже старею? Становлюсь уродливой… Он меня унизил! Безжалостно критиковал!
– Не обращай внимания… Он такой. Эксцентричный. Перфекционист. Безжалостный. А еще великолепный, гениальный и, прежде всего, как никто другой, способен раскрывать чужие таланты. Он тебя вышвырнул или как?
– Сказал, что завтра я должна начинать делать ксерокопии. Хорошее начало…
– Да ты шутишь! Это хорошее начало! Ты даже не представляешь, сколько людей хотело бы оказаться на твоем месте.
– Черт… В Италии, похоже, такой бардак, раз люди мечтают делать ксерокопии. Но если это единственный способ узнать что-то о моде и дизайне, то…
Парень улыбается:
– Молодец! Умная и терпеливая. Кстати, я… – Он протягивает руку, и бумаги, которые он держал под мышкой, падают на пол и разлетаются во все стороны. Часть летит вниз по большой лестнице. Олли смеется. Парень краснеет от страшного смущения. – Я неуклюжий, вот кто я такой. – Он садится на корточки, чтобы поднять бумаги.
Олли опускается на колени и принимается помогать.
– Так, Неуклюжий – это фамилия, а имя?
Она улыбается ему. Парень чувствует облегчение.
– Симон, меня зовут Симон. Я работаю здесь два года. В отделе маркетинга.
– Нет, быть того не может!
– Может… Я работаю там.
– Я тоже. С завтрашнего дня буду делать у вас ксерокопии. Эдди решил, что я начну с этого, потому что мои эскизы никуда не годятся.
– Неужели? Отлично, тогда я завалю тебя бумагами!
– Ого! Кажется, ты уже начал… – говорит она, продолжая собирать листы.
Симон смущенно смотрит на нее:
– Это правда, прости… Ты права. Я сам соберу, спасибо. Если тебе надо идти, то иди…
Олли поднимает еще несколько листков, спускается по ступенькам и подбирает те, которые туда улетели. Снова поднимается по лестнице и отдает их Симону. Потом смотрит на часы. Черт. Семь часов.