Все подходят к ней.
— Что это значит?
— Что меня не постигнет участь Левински… Я ведь уже сказала! Мой шеф — гей!
— Это слишком, Олли!
— Я слишком счастлива! По крайней мере, заработаю немного, и не буду полностью зависеть от мамы…
— Но ведь даже этой квартирой ты обязана ей!
— Конечно! Да кто вообще может такое позволить себе, а?..
— Только взгляните на нас, мы живём в домах наших родителей, мы будем маленькими девочками до конца наших жизней…
— Нет, этого вполне можно избежать, — Олли протягивает первый кусок торта. Эрика берёт его.
— Да, конечно, твоя мать удочерит нас и будет обеспечивать.
— Вы всегда можете выйти замуж.
— Как грустно!
— Выходить замуж?
Ники захватывает второй кусок.
— Нет, я хотела сказать, что грустно выходить замуж только для того, чтобы съехать от родителей…
— Ты и понятия не имеешь, сколько людей женятся только ради этого… — Дилетте достаётся последний кусок.
— Согласна, но это должно быть мечтой… Если это превратится в простую формальность, какая от этого радость?
— Да, ты права.
И на этот раз все соглашаются, хотя бы в этом. Они едят торт с кремом и сахарной ватой с улыбками, задумчивые, в тишине, прорезаемой редкими «М-м-м… Как вкусно!».
— Да… Пару лишних килограммов… Уже на нас…
С радостью в глазах и неопределённым будущим, но со сладостью во рту и этой маленькой великой мечтой в сердцах. Собственный дом, где они смогут почувствовать себя свободными и защищёнными. Дом, который они будут обставлять, строить и воображать. Способ почувствовать себя ещё немного более взрослыми.
15
Ночь в городе. Ночь людей, которые засыпают, и тех, у кого это не получается. Ночь лёгких мыслей, которые проникают в сны. Ночь страхов и неопределённости, которые прогоняют сны прочь. «Ночь мыслей и любви, простирающая свои объятия новым мирам», как поёт Микеле Зарилло.
Чуть позже Ники, весёлая и довольная, залезает в кровать и отправляет Алессандро сообщение: «Привет, любовь моя, я только что вернулась домой и уже ложусь спать. Скучаю по тебе».
Читая, Алессандро улыбается, и отвечает ей: «Я тоже скучаю по тебе… Всегда. Ты моё ночное солнце, моя дневная луна, моя лучшая улыбка. Я люблю тебя».
И всё кажется спокойным. Лёгкий ночной ветерок, одинокое облако будто путешествует по этому синему ковру. Однако, эта ночь не для всех такая спокойная.
Дальше. В другом доме. Мужчина не может погрузиться в сон.
Энрико ходит туда-сюда по гостиной, затем тихонько входит в спальню дочери, обеспокоенно смотрит на неё, на её лицо, скрытое пелёнками, наблюдает за тем, как она едва заметно дышит, так незаметно, что Энрико приходится подойти к ней, чтобы услышать. Он глубоко вдыхает её сладкий запах, запах новорождённой, эту свежесть, очарование этих крошечных ручек, таких правильных, сжимающих маленькую подушку, открытых своему новому личному миру, а потом снова сжатых в кулачки, но выражающих в этот момент невероятное умиротворение. Энрико глубоко вздыхает, а затем выходит из комнаты, оставляя маленький лучик света. Он вновь воспрял духом и даже стал чуточку сильнее благодаря этому существу, только его чуду жизни. В его сознании проплывают моря, горы, другие страны, реки, озёра, а потом вновь возвращается тот пляж. Он представляет себе Камиллу, шагающую под солнцем по песку, по морскому берегу, с парео, повязанным на поясе, смеющуюся, дурачащуюся и болтающую с тем типом, с которым она сбежала. Но он видит только её и ничего больше, её улыбку, её смех, её ровные белые зубы, её немного загоревшую кожу, и чувствует, будто приближается к ней, будто ласкает её, и они занимаются любовью в последний раз. Словно он Дензел Вашингтон в «Дежа вю» с той прекрасной женщиной. А потом Энрико видит, как она входит в бунгало, и он остаётся снаружи. Один, покинутый, лишний, не на своём месте, нежеланный. Между тем к ней с улыбкой входит другой и закрывает дверь. А ему остаётся только ограничиться взглядом издалека, воображением, страданиями и воспоминаниями о желании, о страсти, о вкусе её поцелуев, о возбуждении, которое он чувствовал, когда она раздевалась, о её элегантных платьях, о том, как она укладывала волосы, как снимала чулки, как ложилась на кровать, как они ласкали друг друга… Его страдание становится огромным и превращается в ярость, он замечает в тишине её затуманенные глаза и огромную чёрную дыру внутри себя. Он страдает, но перед тем, как из его глаз упадёт первая слеза, он подходит к компьютеру. И к нему медленно возвращается спокойствие, наполняет его постепенно, как свет, загорающийся на мониторе. Он глубоко вздыхает. Ещё раз. Снова. И боль понемногу отступает. Его мысли исчезают, как чайка, пролетающая прямо над мальдивскими волнами. Он чувствует горькую уверенность: ты растёшь, что-то пробуешь, учишься, думаешь, будто знаешь, как устроен мир, уверен, что нашёл ключ, который позволит тебе понимать и не отступать ни перед чем. Но потом, когда ты меньше всего ожидаешь, когда баланс кажется идеальным, когда ты думаешь, что знаешь все ответы или хотя бы их большую часть, возникает новая загадка. И ты не знаешь, что ответить. Она застаёт тебя врасплох. Единственное, что ты можешь понять, это то, что любовь — это совсем не твоё, как и этот волшебный момент, когда два человека решают жить, наслаждаться сутью вещей, мечтать, наполнять свои души музыкой, чувствовать себя прекрасными и уникальными. Без возможности слишком долго рассуждать. Они оба этого желают. До тех пор, пока один из них не уходит. И нет никакого способа, поступков и слов, которые могут что-то объяснить второму. Потому что любовь не отвечает на такие вопросы… Энрико смотрит на человека, которого уже здесь нет. И сейчас он может только восхищаться этой чайкой. Она касается воды, волн, и кажется, будто, летя над морем, она пишет слово «конец».