Намотав на пальцы бумагу, девушка промокнула лицо. Быстрым движением заправила короткие волосы за уши. Прижала ладони к щекам и закрыла глаза. Хоть бы быстрее закончился дождь.
Вдох. Выдох. Открыла глаза и направилась на выход из туалета. Распахнула дверь, сталкиваясь с широкой мужской грудью. И, ахнув, невольно отлетела назад. Поскользнулась на мокром полу и едва не свалилась с ног. У неё в этот момент вся жизнь перед глазами пролетела. И его лицо. Длинная рука, которая ловко подхватила её, больно стискивая рёбра, и рванула на себя.
— Твою ж мать! — процедил Егор, когда снова прижал девчонку к себе, — Муха, ты ослепла? Убиться решила?!
Она открыла рот, тяжело дыша и глотая воздух, пропитанный его туалетной водой. Слишком приятной. Неожиданно приятной. В носу стойко поселился аромат бергамота, плавно отдающий имбирём и чем-то вроде мускуса. Её рюкзак висел на локте, а пальцы с силой впились в мускулистые плечи.
— Чёрт! — не сразу отпустила его. Впрочем, как и он. Его широкие ладони бессознательно соскользнули ниже, ложась на девичью талию. Он вполне мог бы сомкнуть вокруг неё свои пальцы.
— Там дождь заканчивается, — прохрипел ей в макушку, — хотел поторопить.
— Пусти, — она попыталась вывернуться из его рук, но Гордеев только сильнее сжал свои пальцы. Ещё чуть-чуть и будет снова больно, — Гордеев, мне больно!
Он сделал шаг вперед, заталкивая её обратно в уборную. Ещё один шаг. Слышал, как она начала задыхаться от возмущения и... страха? У самого дыхание сбилось. Почему-то. Снова подтолкнул её, зажимая между собой и умывальником.
— У тебя крыша поехала? — поднатужилась в провальной попытке оттолкнуть его, — сдурел?! Отвали от меня, Гордеев!
— Шш! — шикнул на неё, слегка отстраняясь и наклоняясь. Чтобы заглянуть в глаза, наполненные непониманием и паникой, — странно, да?
— Ты умом тронулся? Что странно? Отпусти!
Взгляд Егора опустился на её шею. Она была мокрой. Капелька воды дрожала на ярёмной впадине привлекая внимание. Хотелось стереть её. Прикоснуться. И... это было необъяснимо.
— Ты так сильно нервничаешь, Муха? Боишься меня? — против воли облизнулся, — или это что-то другое?
Глава 8
Это были ужасные три дня. Жар, тошнота, слабость, мышечная боль и полное отсутствие аппетита. Где она успела подхватить заразу она понятия не имела. Вокруг неё все были здоровы.
Сегодня утром Даниэла с облегчением вздохнула, когда после пробуждения поняла, что её голова не разрывается от боли. Температура не поднималась выше тридцати семи, а утром она даже сумела запихнуть в себя овсяную кашу. Ближе к обеду она нашла в себе силы выползти из постели и спуститься вниз. Вышла на улицу и, кутаясь в плед, залезла на садовые качели. Наблюдала за приготовлениями к дню рождения матери. Отец был на удивление внимателен. Пару раз приносил ей травяной чай и перекус в виде той же каши, только с кусочками сладкого яблока и мёдом.
— Ты как? — пробегая мимо, мама остановилась возле Даниэлы и села рядом, — хоть кушать начала.
— Лучше, — улыбнулась, откидывая голову и глядя на безоблачное небо. Погода сегодня была безупречной. Лёгкий ветер играл с тонкими ветками фруктовых деревьев, а мягкое сентябрьское солнце приятно грело щёки. Но девушка до сих пор чувствовала лёгкий озноб, — боюсь сглазить.
— Посиди дома ещё два-три дня. Не спеши в институт. Всё успеешь, — Марина Арсеньевна заботливо подоткнула под дочь плед и встала на ноги, — Хочешь чего-нибудь?
— Нет, — покачала головой, — хочу сползать в мастерскую. Но сил пока на это нет.
— Там, кстати, бардак полнейший. Когда ты последний раз там порядок наводила?
Дани подкатила глаза и усмехнулась. Там так и должно быть. Не зря же придумали фразу: “творческий беспорядок”. Это её маленькое убежище. Маленький мир, где она отводит душу. Пару лет назад папа великодушно уступил дочери часть гаража, при этом сам не остался в тесноте. Небольшая кладовая теперь превратилась в место для творческих порывов. Когда-нибудь, возможно даже через год или два она откроет свою студию интерьерного декора. Журналистика? Это будет для неё запасным аэродромом.
— На днях разгребу там завалы, — тихо произнесла и потянулась к небольшому столику из кованого железа и дубовой столешницы. Этот стол — детище её отца. Да, стремление к творчеству досталось ей от него. Изредка глава семейства Ксенакис позволяет себе окунуться в своё хобби.