– Набери Федору, – попросил он одними губами. – Что-то с сердцем.
Федор – наш семейный врач. Он был у нас минут через десять после того, как я ему позвонил. Едва взглянув на папу, он вызвал скорую. Отца увезли в больницу, поставив ему предынфарктное состояние.
А Матвей не вернулся. Ни на следующий день, ни через пару суток. Спустя примерно неделю после скандала я смог до него дозвониться, сказал, что папа в больнице.
– Мне плевать, – безжизненным голосом отозвался брат. – Плевать на этого тупого урода.
А потом он просто повесил трубку.
Мама часто говорила, что Матвей у нас творческая личность, но папа неизменно пропускал ее слова мимо ушей. В роду Беркутовых творческих отродясь не бывало, потому папа предпочитал считать Матвея обыкновенным раздолбаем. За глаза он даже называл его «мамин сладкий пирожочек». И причитал, что не знает, как вырастить из пирожочка нормального мужика.
– Почему с тобой у меня никогда проблем не было? – частенько вопрошал отец после очередной выходки Матвея. – Почему ты получился нормальным, а он – нет, хотя я воспитывал вас одинаково?
Я неизменно пожимал плечами и пытался найти у брата «сильные стороны». На самом деле, это было лицемерием. Поведение Матвея я тоже почти никогда не одобрял. Мы с ним были из разных миров.
Я с детства считался гордостью семьи: хорошо учился, пару раз побеждал в городских олимпиадах по математике. Дружил со спортом. Матвей же имел совсем другие интересы. К примеру, в четырнадцать лет он потратил месяц на то, чтобы расшить себе куртку крышечками от пивных бутылок. С мамой случилась истерика, когда брат попытался взять эту куртку в наше турне по Франции. Куртка отправилась на помойку, а брат в качестве протеста побрился на лысо.
В пятнадцать Матвей сам набил себе огромную татуху на руке. Ее обнаружила бабушка, ворвавшись однажды без стука в комнату внука. В тот раз бабуля заодно узнала, что Матвей вовсю срисовывает девушек с порнографического журнала. От пережитого потрясения бабушка чуть к праотцам не отправилась раньше времени. А потом она еще год пыталась при случае умыть внучка святой водой.
В шестнадцать Матвея привели домой полицейские. Оказалось, он нарисовал граффити на стене дома какой-то шишки. Родители «попали» на десятки тысяч. Полицейские, кстати, показали нам фото Матвеевых художеств. Я еще тогда подумал: а ничего так, красиво получилось.
Оканчивая школу, брат никак не мог выбрать профессию и просил дать ему год для того, чтобы определиться. Отец же уперся рогом: нет, нет и нет! Он испугался, что за двенадцать месяцев Матвей спутается с плохой компанией, подсядет на наркотики и обрюхатит какую-нибудь молоденькую уборщицу, только-только приехавшую из Узбекистана. И даже то, что брат плохо сдал ЕГЭ, папашу не остановило. Поистерив пару дней, он тут же раскошелился на платное обучение.
Черт! Вот зачем он это сделал? Сейчас, благодаря открывшимся фактам, мне отчетливо видно, что брату нужно было совсем другое. Вот только прошлое уже не переписать.
А я ведь тоже хорош! В нужный момент я не отстоял брата, согласился с отцом в том, что Матвей просто ленивый и легко попадает под чужое влияние. А мог бы разобраться нормально во всем, поговорить с Матвеем по душам…
***
– О чем задумался? – спросила мама, когда я тяжело вздохнул.
Я потер лицо ладонью, отгоняя чувство вины.
– Ты права, Матвею не стоит ничего говорить. Тебе лучше побеседовать с этой девушкой. Как ее? Лия?
– Мия, Платон. Ее зовут Мия. – Мамины глаза вспыхнули неприкрытой злостью. – Но говорить с ней нельзя ни в коем случае.
– Почему?
– Ты хочешь, чтобы, узнав правду о Матвее, она стала шантажировать нашу семью?
– С чего ты взяла, что она будет это делать?
Мама сухо, скрипуче рассмеялась.
– Какой же ты еще наивный, Платон! Совершенно не знаешь жизни. Я наводила справки об этой девушке. Она бедна как церковная мышь, потому и вцепилась в твоего брата своими загребущими клешнями. Наверное, спит и видит, как залетит от этого олуха и вольется в состоятельную семью. Нищеброды не отличаются моральными принципами.
– Не думаю, что Матвей распространяется о своем происхождении, – скептически усмехнулся я. – Да и денег у него не так много, чтобы внушить какой-то дурочке надежды на безбедное существование.
– С деньгами у него все отлично, – кисло отозвалась мать. – Я регулярно перевожу ему на расходы.
– Серьезно? – Новость меня не обрадовала. – А папа в курсе?
Уголок маминых губ чуть дернулся.
– А сам-то как думаешь?
Я мотнул головой и нахмурился. Конечно, папа ничего не знает, иначе бы точно словил инфаркт. Он ведь ждет, что Матвей, вот-вот вернется под его крыло с покаянной головой. Специально заблокировал все его счета.