Выбрать главу

Но Ярский решил меня взять в оборот по полной программе и, помимо, цветов еще и оборвал телефонную линию. Звонил раз десять, не меньше, а потом и сообщения посыпались. Не читая их, я просто вырубила телефон, побоявшись, что не сдержусь и таки скажу ему то, что он так жаждет от меня услышать.

Нет, не могу я. Не могу!!!

А ночью, достав телефон из-под подушки, поспешно удалила все входящие сообщения и занесла номер Ярского в «черный список». Спасибо, конечно, но не по Сеньке шапка.

Понедельник выдался серым, унылым и холодным. Прямо мое отражение. На работу идти категорически не хотелось. А вдруг он меня и там обложит по всем фронтам?

И я не ошиблась. Видимо, догадался, что по мобильной связи со мной контакта не наладить, решил действовать дедовским методом.

После большой планерки, в наш опен-спейс опять пожаловал курьер и громко спросил, где может найти Радмилу Винник. Я даже вздрогнула от неожиданности. А потом в его руках я увидела новый огромный букет цветов, на этот раз с пурпурным ранункулюсом и сиренью.

Все девчонки вокруг меня ахали и охали, завистливо поглядывая в мою сторону и пытались рассмотреть, что же написано в крохотной карточке, которая обнаружилась в сердцевине букета. Но я побоялась открывать ее и читать прилюдно, мало ли что там Ярский написал, а то, что это красота его рук дела, я даже не сомневалась.

Во вторник был новый букет, на этот раз с анемонами, фаленопсисом и пионовидными розами.

В среду я получила охапку синих гиацинтов.

В четверг были сиреневые тюльпаны.

В пятницу девственно белая эустома.

И в каждом, подаренном мне букете, была карточка с неизменными словами:

«Одно свидание. Дай мне шанс».

И только одна мысль в моей голове: «не могу!». И, если так будет продолжаться и дальше, то я не смогу выдержать этого сладкого, завлекающего меня в свои сети, прессинга. Я сдамся, рано или поздно, но решу рискнуть и попробовать. Но какова цена будет у этого решения? Я заранее знала ответ, поэтому и оставляла все эти красивые жесты с его стороны без ответа.

А под конец рабочего дня мысли о Ярском совсем покинули меня, ибо их вытеснил тревожный звонок от матери.

– Димка из рехаба сбежал, Радка, – хлюпая носом прорыдала в трубку Зоя.

– Как сбежал? – затупила я.

– Ножками, дочь, ножками! Украл у медсестры золото, банковскую карту, телефон и дал деру. А та уже и заявление на него написала. Все теперь точно упекут, – скулила в трубку, убитая горем, женщина.

– Мам, ты где сейчас? – я даже на ноги подскочила и тут же двинулась в сторону кабинета рыжей Пелагеи.

– Д-дома! Не знаю куда бежать и что делать, Ра-а-адка-а-а, – плачь перешел в страшные завывания. Вот же гад ползучий, наркоман долбаный! Когда тебя уже передоз заберет на тот свет?

– Жди, скоро буду, – и отключилась.

Торопливо постучалась в дверь руководства, а потом, не вытерпев, приоткрыла дверь и заглянула внутрь:

– А, Рада, заходи. Чего тебе? – поливая цветы на низком подоконнике, приветствовала меня женщина.

– Пелагея Артемовна, мне домой надо. Дело очень срочное и важное, – решительно заявила я.

– По «Биографии» закончила?

– Да, все лежит в «обмене», – торопливо отчиталась я.

– Тогда беги.

И я побежала, да так, что уже через тридцать пять минут была дома. Мать рыдала еще горше, чем в трубке телефона и из ее сбивчивых объяснений, я поняла, что Димку-остолопа таки нашли. Обдолбанного в нулину, обворованного и избитого, в каком-то наркоманском притоне на Северо-Западе Москвы.

Сразу после озвучивания мне этой новости у Зои Олеговны Винник случился инсульт. Скорая ехала не больше двадцати минут, но и этого времени мне хватило, чтобы понять – дело дрянь. Я попросила мать улыбнуться, но та так не смогла этого сделать, только невнятно бормотала, что ей очень холодно и все суматошно хватала себя за правую руку и ногу. Парализовало.

Из квартиры мать выносили на носилках, идти она не могла. Мне же осталось только беззвучно плакать и собирать вещи в больницу. МРТ в приемном покое подтвердил, поставленный мною, диагноз. Вот же галактическая срань! Я не хотела, чтобы Зоя покидала этот мир, я по-своему была привязана к ней и любила ее, хоть и понимала, что для нее это будет освобождение.

Я сидела на лавке в зале ожидания и медленно поддавалась панике, когда неожиданно сильные руки подхватили меня и поставили на ноги. А потом я очутилась в крепких и таких чертовски нужных мне объятиях Ярского. И тут же расплакалась еще сильнее, от того, что он рядом, от того, что мне страшно, от того, что я так рада его поддержке. От того, что он здесь, со мной!