– Стас, – вырывается из меня шепот мольбы.
– Рано, – слышу я полустон-полурык. И его губы накрывают вторую вершинку груди, а меня выгибает в его руках. Я готова молить. Неужели он этого и добивается?
И, наконец-то, его пальцы подныривают под мокрую ткань моего белья, растирают скопившуюся влагу. Томно, не спеша, едва касаясь набухшей нежной кожи нижних губок. Его рот возвращается к моим губам, по пути прикусывая кожу шеи и подбородка. Глубокий страстный поцелуй и его большой палец касается моего клитора. Громкий протяжный стон помимо воли вырывается из моего горла. Я на грани помешательства! Это слишком прекрасно, это слишком для одной меня!
Я вся горю, а один его палец проскальзывает в мою девственную дырочку и начинает поступательно натирать вход. Он трахает меня рукой, стимулируя одновременно, и клитор, и вход в меня, поцелуй углубляется, а я вся, медленно но верно, разбиваюсь осколками подступающего оргазма. Первая волна прошивает низ живота, затем вторая и еще-еще, пока между моих ног не взрывается фейерверк небывалого экстаза.
Святой Космос, я кончила от его рук! Я обожаю эти руки, я боготворю их!
Когда вспышки наслаждения стихли, а туман сладострастия начал рассеиваться, я вдруг осознала все бесстыдство ситуации. Ведь рука Ярского до сих пор скользила у меня между ног, успокаивая подрагивающие складочки. Я простонала и спрятала пылающее от стыда лицо в сгибе его шеи.
– Не помогло, – со вздохом и очень хрипло проговорил Стас, – теперь ты, конечно, не плачешь, но дико смущаешься, а это еще хуже, малышка. Между нами не произошло ничего постыдного, чтобы тебе было необходимо краснеть, – а потом отклонился и заглянул в мои глаза, – ты поняла меня?
– Да, – только и кивнула я, принимая очередной легкий поцелуй в губы.
– Давай, беги, приведи себя в порядок, встретимся здесь же через пять минут, – и кивнул на ближайшую к нам дверь.
– Спасибо, – спрыгнула на пол, кое как одернув одежду, и скрылась с его глаз. Ноги едва держали вес моего тела, а в голове все еще шумело от пережитых эмоций.
Вошла в уборную, закрыла за собой дверь и привалилась к ней, закрывая лицо ладонями и беззвучно смеясь. Все, Рада, назад дороги больше нет.
Глава 46
Ужин получился просто чудесный. Мы пили какое-то дорогущее белое вино и ели морепродукты, неспешно переговариваясь обо всем на свете. Странно, я хотела знать о Ярском все, но сам он не выспрашивал о моем прошлом, наверное, решила я, он и так давно все уже знает, вплоть до мельчайших подробностей.
– Расскажешь откуда у тебя шрамы? – решилась задать так давно интересующий меня вопрос.
– Это не умилительная история, Рада. В ней слишком много грязи. Уверена, что хочешь ее услышать?
– Уверенна, – упрямо кивнула я. Что я ужасов не видела в своей долгой земной жизни?
– Аня не родная сестра мне, а сводная. Мама вышла за моего отчима, когда мне было одиннадцать. Новый папаша не знал обо мне целых четыре года, мать прятала меня у бабки, скрывая от нового ухажера мое существование. Он был богат и очарован молодой подругой, нельзя было допустить, чтобы ошибка молодости в моем лице расстроила ее далекоидущие матримониальные планы на счастливую жизнь.
Но кота в мешке не утаишь. Мой отчим прознал о моем существовании и вплотную взялся за мое воспитание. Методы у него были не сказать, что гуманные. Когда мне было шестнадцать, подруга моей сестры обвинила в меня в домогательствах из-за того, что я не внял к ее благосклонности. В итоге папаня мой лишился важного делового партнера, а меня решил научить уму разуму. Ему было мало просто выпороть меня или еще что-то в этом роде. В тот вечер он пил крепкий алкоголь прямо из горла, а потом розочкой от разбитой бутылки сделал это. Конец.
– Господи Боже, Стас! Но почему твоя мама не вступилась за тебя? – я была в ужасе.
– Не знаю. Может потому, что любила деньги сильнее, чем собственного сына и боялась злить неиссякаемый источник ее благосостояния. А может потому, что сама опасалась за свою жизнь. В больнице меня зашили, а потом определили в детскую психиатрию. Отчим всех уверил, что я сам себя изуродовал из-за несчастной любви.
– Где они сейчас? – все еще пребывая в шоке, спросила я.
– Отчим застрелился, когда я, семь лет тому назад, отжал у него его бизнес, мать умерла в родах, когда мне было восемнадцать. Мы с Аней остались одни друг у друга. А теперь у меня есть ты, – всю свою речь Стас говорил так сухо и безэмоционально, будто напротив меня сидел не живой человек, а робот. И я поняла, что он просто отбросил всю чернь своего прошлого и решил жить дальше, не зацикливаясь на плохом. И был совершенно прав. Наверное, и я когда-то тоже так смогу.