Выбрать главу

Дождя не было.

Шатиловка – удивительный район в самом сердце Харькова. Съезжаешь с шумного проспекта – и на тебе: частный сектор, зеленый, тихий, воздух свежий, хоть ешь его. Еще поворот – и будто в помине нет города-миллионника.

Кирпичный дом Прокопчуков окружали высокие сосны, а перед ним красовалась клумба около трех метров в диаметре с роскошными розами. В ходе устроенной экскурсии Дима узнал, что когда-то на участке росли помидоры, огурцы и даже картофель. Но после смерти дедушки Ирина Андреевна все перекопала и засеяла газонной травой, привезенной коллегой из Германии. Конечно, не она перекопала – она не любила работу на земле и даже в преклонном возрасте с трудом отличала вишню от яблони, пока на них не появлялись плоды.

Еще в доме жила маленькая собачонка, она все время тявкала и бросалась на гостей. Она и на хозяев бросалась. Лена жаловалась, что она ее кусает не понарошку и чулки всем рвет. До собачонки тут жил боксер. Жил долго, шестнадцать лет, тут его и закопали, предварительно оттяпав голову – из головы потом сделали пепельницу. Пепельница эта стоит у бабушки на работе. Где именно закопан безголовый боксер, Лена не знала, потому что в тот момент сдавала зимнюю сессию. Первое время Лену коробило оттого, что большая собака лежит где-то здесь, под ногами, среди сосен и роз: это же не кладбище, и боксер не котенок. Но вскоре она привыкла. В большой гостиной висело фото этого боксера – красавец, вся грудь в медалях, – но Дима к собакам был равнодушен. Он никогда не жил в частном доме, и мама говорила, что держать в квартире собаку нельзя, что это антисанитария, вот и получилось, что у Димы никогда не было пса…

Клумба поражала ухоженностью – розами занимались Лена и Тамара Николаевна. Ирина Андреевна только нюхала и срезала.

– Вот это, – Лена показала на нежно-розовый цветок в центре клумбы, – одна из самых дорогих роз в мире, «Пьер де Ронсар», любимый цветок актера Луи де Фюнеса. Луковицу бабушке подарил зампредседателя КГБ.

– Одна из самых дорогих? Я бы в жизни тут не посадил, спереть могут.

– Вообще-то у нас не воруют, – с гордостью заявила Лена. – А вот это, – она указала на бордовый цветок бархатисто-черного оттенка, – любимая роза бабушки, «Блэк Баккара».

Дима слушал и потихоньку ревновал. Ему хотелось, чтобы с такой же страстью она говорила о нем, а не о розах. Он задействовал все свое обаяние, и Лена, будто под действием гипноза, умолкла и опустила глаза. Дима взял ее за руку, отвел в сторонку и поинтересовался, свободна ли она завтра вечером. Она бросила быстрый взгляд в сторону беседки, в которой сидели их семьи, и прошептала: «Да».

Через три недели она отдалась ему, и он принял этот подарок. Это действительно было подарком, потому что впервые он не добивался девушки, а позволял себя любить. В нем проснулось что-то новое, и он определил это как взрослость и, наверное, мудрость. Он не думал о Лене со страстью, он думал о ней как о матери своих будущих детей. О верной жене, которая вечером встретит на пороге дома, о хорошей хозяйке, которая вкусно готовит и заботится о чистоте и уюте, а он любил чистоту и порядок – мама приучила.

Лена даже в чем-то была похожа на его маму – не внешне, а в привычках. Она запасалась сахаром, солью, крупами, консервами, макаронами – всем, что могло долго храниться, не выбрасывала зачерствевший хлеб, а кормила птиц, бережно относилась к вещам, не была модницей, но одевалась дорого и добротно – ее родители потешались над такой привычкой дочери и, конечно, гордились, называя ее запасливой белочкой. Она не была транжирой, не была скупой – она была расчетливой, и это Диме тоже нравилось. Он ни с кем не делился своими мыслями, но после объявления дня свадьбы двоюродный брат Лены, Тарас, сказал, что Дима сделал правильный выбор. «Ленка надежна, как весь гражданский флот», – заключил он.

И это было чистой правдой. Диме нравилось, что для Прокопчуков, как и для его семьи, самое главное – благополучие, достаток и уверенность в будущем, настолько, насколько оно может зависеть от человека. Их родители смогли найти общий язык – общались как можно реже, – а вот бабушки не общались вообще, встретились на свадьбе – и все.