— Не помню. Но она была американкой, как и ты, и молодой — поразительной молодой для расчетливости, которую проявила. Кажется, она была фермерской дочкой и рассматривала Уго как билет с каторги. Он предложил ей выйти за него замуж, а потом обнаружил, что она спит с приемным сыном своей тетки. Уго разорвал с ней отношения, и на этом, казалось, все должно было бы кончиться.
— Но не кончилось?
— Нет. — Лео покачал головой. — Много месяцев спустя она попыталась связаться с ним. И это был еще один раз, когда он попросил меня оказать ему услугу. Она позвонила мне в нью-йоркский офис, поскольку я был там, пока Уго дома зализывал раны. Она хотела увидеться с ним. Когда я передал ему ее просьбу, он попросил меня пойти на эту встречу и узнать, все ли у нее в порядке.
— Уго все еще был неравнодушен к ней?
— Он был без ума от нее. — Лео тяжело вздохнул. — Ни до того, ни после я не видел, чтобы он так относился к женщине.
— И что ты сделал?
— Я все разузнал о ней, прежде чем что-то предпринять. Выяснилось, что она живет с мужчиной, годящимся ей в деды, и, что еще интереснее, находится на последнем месяце беременности… как ты сейчас, моя милая. — Лео поймал руку жены и поцеловал. — Я договорился о встрече. Она пришла, предполагая увидеть Уго. Она утверждала, что Уго — отец ребенка. А я рассказал ей о том, что предпринял бы Уго, если бы ей удалось убедить его в этом. Она больше не поднимала этот вопрос, — с мрачным удовлетворением заявил он. — Видимо, грязная склока в суде, называемая установлением отцовства, не входила в ее планы. Она исчезла с горизонта, и больше я о ней ничего не слышал.
— А что, если это действительно ребенок Уго?
— Нет, — с глубокой уверенностью заявил Лео. — Тебе ведь известно его происхождение. Если бы существовала хоть малейшая возможность того, что эта женщина забеременела от него, он бы не отступился, пока не убедился бы в том или ином.
— А как он отреагировал на известие о ее беременности?
— Я ему не сказал, — ответил Лео. — Я сообщил, что наша встреча не состоялась, потому что я ее не нашел, но я слышал, будто она живет с каким-то мужчиной.
— Иногда ты мне совсем не нравишься, — заявила мужу Юнис. — Твоя безжалостность не знает границ, и это бросает меня в дрожь.
— Эта особа была слишком напористой и целеустремленной, Юнис, — насмешливо произнес Лео. — Людям вроде нас сплошь и рядом приходится сталкиваться с такими. Их интересуют лишь наши деньги.
— И все же…
— Уго застал ее с любовником, так сказать, на месте преступления.
— Какая сука, — пробормотала Юнис, восприняв как личное оскорбление то, что какая-то женщина посмела использовать ее обожаемого деверя.
Уго только что положил телефонную трубку, когда Анджело постучал в дверь, а затем тихо вошел в кабинет. У него был вид человека, поднимающегося на плаху. Уго настороженно выпрямился, но оказался не готовым к последовавшему удару.
— Мои извинения, синьор, но я подумал, что вам нужно это увидеть… — Анджело осторожно положил на стол перед Уго газету. С обычной услужливостью его помощник развернул нью-йоркский таблоид на нужной странице, и Уго хватило одного взгляда, дабы понять, что именно хотел показать ему Анджело.
Опять Натали, улыбающаяся Джеффри Уайту. Та же проклятая статья, переведенная на английский, с добавлением пикантных подробностей. Уго не верил собственным глазам. Он вскочил на ноги.
— Что за черт? — пробормотал он.
— Мисс Форэ прибыла в Нью-Йорк, синьор, — объяснил Анджело. — В среду состоится американская премьера на Бродвее. Эта статья призвана пробудить интерес к предстоящему событию. Я думаю…
Он обращался к пустому пространству, потому что Уго уже шагал к выходу с газетой, зажатой в кулаке.
— К-как она к тебе попала? — спросила Сэнди у Шейлы.
— Мои друзья в Филадельфии, выходцы из Франции, тоскуют по своей родине и получают почти все парижские газеты, — объяснила Шейла.
Сэнди кивнула с несчастным видом.
— И о чем там говорится?
— Не будешь же ты заставлять меня читать ее снова, Сэнди? — сердито пробормотала она. — Важно то, что эта газета датирована прошлым вторником, тем же днем, когда ты встречалась с Уго…
— И что это означает? — Она едва шевелила застывшими губами, все ее лицо, казалось, покрылось ледяной коркой.
— Это означает, что в тот день, когда ты вошла в его кабинет, парня публично высекли. Он жаждал крови еще до того, как увидел тебя. Думаю, тебе следует задать себе вопрос: не продиктованы ли все его действия именно этим?