— Вам не следовало бы этого делать, — как-то с неодобрением сказал он.
— Почему? — рассмеялась в ответ Сэнди. — Потому что я женщина?
— Нет. — Он даже не улыбнулся в ответ. — Потому что вам это не нравится.
В глубине души она знала, что Уго прав, но не думала, что ее отвращение к этому занятию столь очевидно. С десяти лет она жила на ферме, а это предполагало выполнение хозяйственных обязанностей. Но нравилась ли ей такая жизнь? Нет. Она отдала бы все, лишь бы вернуть то время, когда жила в Нью-Йорке с любящими родителями, вдали от фермы, от четы сварливых родственников и их слабохарактерного приемного сына.
— Ты сам обманул себя, — прерывистым голосом ответила Сэнди. — И даже не представляешь, как ужасно ты…
— Поставь точку, — высоким голосом предупредил Уго, — пока не поздно.
Это была прямая угроза. Инстинкт самосохранения говорил ей, что следует внять предостережению, но негодование, копившееся в глубине души все эти восемь долгих лет, вырвалось наружу.
— Как сделал ты, предпочтя поверить лжи, и не дав мне даже минуты на то, чтобы объяснить, что именно ты видел? — выпалила Сэнди. — Значит, теперь мой черед махнуть на все рукой и уйти отсюда, Уго? Тебе будет легче, если я оставлю тебя в уверенности, что много лет назад ты один жестоко пострадал?
— Уходи, — процедил он.
Ну вот, опять! То же слово, произнесенное с тем же отсутствием эмоций, от которого у нее буквально застыла кровь в жилах. Сэнди смотрела в холодное, словно отлитое из бронзы лицо и думала: десять минут. Всего лишь десять минут потребовалось, чтобы вернуться к тому, на чем мы закончили восемь лет назад.
Она издала дребезжащий звук, который трудно было назвать смехом, и резко отвернулась. Проклятое слово произвело на нее такой же убийственный эффект, как и тогда.
Только есть одно отличие. Юная Сэнди сбежала. Нынешняя же сделана из более крепкого материала. Она снова повернулась к Уго и посмотрела ему прямо в глаза.
— Сначала мне нужно сказать тебе нечто важное.
— У меня нет желания выслушивать тебя.
— Ты можешь пожалеть о своих словах.
— Ступай, Сэнди! — отрезал Уго.
— Только после того, как ты выслушаешь меня.
Откуда взялось это упрямство? Уго свирепо смотрел на нее, испытывая смесь возмущения и восхищения. Нужно было очень постараться, чтобы заставить возражать прежнюю Сэнди. А теперь он просто не в состоянии заставить ее замолчать!
Телефон на его столе зазвонил, и, радуясь предлогу, Уго снял трубку. Это была Джина, сообщившая ему, что все визиты, назначенные на сегодня, отменены.
— Спасибо, — пробормотал Уго и, вернув трубку на место, взглянул на Сэнди. — Извини, но ко мне пришли, — солгал он. — И это означает, что твое время истекло.
Сэнди пристально смотрела на него. В ее глазах сверкала обида.
— Ты не собираешься дать мне ни единого шанса, не так ли? — выдохнула она.
— Даже в качестве миссис Медфорд? — Уго изогнул темную бровь. — Нет, — признался он. — У меня врожденная неприязнь к изворотливым женщинам. Поэтому, использовав Саймона Блейка для того чтобы проникнуть в этот кабинет, ты не приобрела дополнительного времени по сравнению с тем, что получила бы Сэнди Бойл.
Так, все более или менее прояснилось, подумала Сэнди. Миссия с самого начала была обречена на провал. Еще несколько мгновений она стояла, глядя на этого высокого красивого смуглого мужчину с глазами, способными заморозить ад, и, не увидев в них ничего, к чему можно было бы воззвать, поняла, что проиграла битву.
— Знаешь, что я думаю, Уго? — тихо произнесла Сэнди. — Я думаю, что ты только что упустил единственный в своей жизни шанс превратиться в человеческое существо.
С этими словами она повернулась, чтобы уйти. Уйти, махнув рукой на единственный шанс Уго, на единственный шанс Джимми. К глазам опять подступили слезы — в глубине души она знала, что и сама лишилась последнего шанса заставить этого мужчину выслушать правду. Глупо было полагать, что я смогу это сделать, ругала себя Сэнди. Для того чтобы Уго захотел ее выслушать, ему нужно было бы иметь сердце. Что ж, может быть, все складывается к лучшему. Совсем ни к чему, чтобы бессердечный человек перевернул жизнь Джимми. До сих пор он видел только хорошее. Было бы оскорблением памяти Эдварда предлагать ему худшее сейчас.
— Постой…
Рука Сэнди стиснула ручку двери. Что еще? Что на этот раз? — напряженно думала она. Хочу ли я это услышать?
И все же она не двинулась с места. Как дура, продолжала стоять и ждать, с крепко стиснутыми зубами и тяжело бьющимся сердцем, в то время как за ее спиной… не происходило ничего. Уго молчал и не шевелился, насколько можно было судить. Однако если в прежнем молчании отчетливо ощущался привкус ее поражения, в этом забрезжила надежда. Слабая и сентиментальная, ущербная и беспомощная — но надежда.