Идём на снижение.
Приземлившись на катер, целуемся, радуясь тому, что не разбились.
Вечер проводим на вилле, устроив себе пикник на пляже.
Только мы. Предзакатное солнце и океан.
Марсель лежит, удобно устроившись на моих коленках. Я по очереди кормлю нас обоих экзотическими фруктами.
— Шац так забавно разрыдалась на нашей свадьбе.
— Она растрогалась. Столько всего доброго нам пожелала, — вспоминается её поздравление.
— Прирождённый оратор.
— Хорошая она. Откуда только силы работать в школе. Всё-таки возраст…
— Говорит, что заряжается молодостью от своих учеников.
— Ага и каждый день благодаря им же лишается нервных клеток.
— На что потратим подаренные деньги? Может, купим тебе машину?
— Мне? — удивлённо на него смотрю.
— Ну да. Бэшэчку или мерс модного цвета. Будешь меня катать.
— На права нужно учиться.
— И чё? Отучишься.
— Мне надо возвращаться в спорт. Я хочу попробовать.
Ранение понесло за собой некоторые проблемы со здоровьем, но настроена я более чем решительно. Мириться с текущим положением вещей не намерена.
— Хочешь — значит всё получится. Только, пожалуйста, найди возможность тренироваться в Москве. Я тебя не отпущу никуда далеко, ты же понимаешь?
Да я и сама не планирую оставлять его надолго.
Обещание вечной любви — это, конечно, здорово, но все эти женщины, сворачивающие шею на моего Кучерявого, очень напрягают.
Подумать не могла, что такая жуткая собственница и ревнивица. Но как есть.
— Что там на большой земле? Какие новости? — интересуется без особого энтузиазма, пока я перебираю каштановые завитки волос.
Он в эти моменты как кот. Кайфует. Ластится. Разве что не мурчит.
— Наша фотография облетела все новостные паблики.
— Что пишут?
— Что мы красивая пара.
— Я с ними согласен.
— Русские Курникова и Иглесиас. Гадают, надолго ли вместе.
— Так надолго, что им и не снилось.
— Фан-паблик группы заполонили рыдающие смайлы со слезами. Девочки расстроены тем, что потеряли тебя.
— В смысле потеряли?
— В смысле ты выбыл из списка горячих холостяков.
— Вон у них ещё три в запасе имеется, плюс Горин.
— Ромасенко всерьёз увлечён Ритой.
— Чиж и Горький открыты для новых впечатлений.
— Марсель, кстати о Горьком. Мне одной видится, что Мила с Артёмом только потому, что хочет позлить Пашу?
Наконец завожу этот непростой разговор. Всё как-то не знала, как бы к нему подступиться.
— Да нет. Тёмыч ей нравится.
— Возможно, но к Паше у неё куда более сильные чувства, на мой взгляд.
— Глупости. Сестринская ревность к девчонкам. Ей всегда хотелось, чтобы его внимание было обращено только к ней.
— Не думаю, что она относится к Паше именно так, как ты озвучил. Что если она влюблена?
— Что за дичь, Тата? — хмурится.
— Тебе так не кажется? — отражаю невозмутимо.
— Нет, ты чё. Она просто всё детство провела с нами. Привязалась и естественно, её бесят Оли-Кати, которые крутятся вокруг него.
— Ну а если всё же предположить, что у них взаимное притяжение? — не унимаюсь.
— Какое взаимное притяжение, детка? Паша относится к ней как к младшей сестре. К тому же, у нас с пацанами уговор.
— Что ещё за уговор? — уточняю, нахмурившись.
— Клятву друг другу дали, будучи подростками. Самую настоящую. На крови. Что нашу дружбу не разрушит ни одна девчонка.
— А причём тут Милана? — не совсем понимаю.
— Сёстры и бывшие — табу.
Оп-па. Вот я, судя по всему, и докопалась до истинной причины показной отстранённости Горького.
— Вы были детьми.
— Мужское слово — всегда слово.
— Разве не лучше доверить близкого человека своему другу, а не какому-то чужаку? — рассуждаю я вслух.
— Не лучше, — качает головой. — Они разругаются или произойдёт что-то из ряда вон выходящее и всё. Дружбе конец. Придётся же позицию сестры принять. Защитить её и всё такое. Зачем создавать лишние проблемы, если их можно избежать?
Да уж. Вот теперь мне всё предельно ясно.
— Пашка в начале девятого замутил со старшей сестрой Чижа. Она была старше на три года. У него с ней первый секс случился.
— Кхм.
Чем дальше, тем любопытнее.
— Они с Никитосом подрались и разругались из-за этого. Хотя Ленка тогда уже уехала учиться в Питер.
Н-да…
— Я к этой драке присоединился, — рассказывает дальше.
— То есть?
— Обидно стало. У меня же с Ленкой тоже было. Она, короче, нас обоих в параллель со взрослой жизнью познакомила. Женщины — коварные существа…
Вздыхает, а я теряю дар речи. Убил меня этой историей.
— Разосравшись в хлам, накостыляв друг другу, пришли к решению забыть про Ленку и пообещать больше ничего подобного не исполнять.
Молчу.
— Эй, — поворачивается ко мне.
— И как? — интересуюсь холодно.
— Что как? — переспрашивает.
— Первый раз с Ленкой, — цежу сквозь зубы ледяным тоном.
— Тата…
— Это она тебя всему научила?
— Ну хорош, — садится, лезет обнимать, а у меня огнём чувство ревности за ребрами полыхает. — Зай, это было капец как давно.
— Но ты отлично всё помнишь.
— Только из-за нашего петушиного боя!
— Сколько их было всего, если посчитать? Десять? Пятнадцать? Больше?
Что я там говорила? Неважно сколько?
Важно, чёрт возьми!
— Слушай…
— Кому-то достаются девственницы, а кому-то…
— Завязывай, пожалуйста. Договорились же, что забыли про всё, что было до.
— «До» было только у тебя.
— Ты девочка. Это другое.
— То есть если ты мужчина, то можно без разбора всех…
— Уже как есть, — перебивает. — Фарш назад не прокрутишь.
Фыркаю.
— Даже жалею о том, что не легла в постель с Горозией и Бланко. Так было бы по-честному! — выпаливаю на эмоциях, разумеется, никакого сожаления на этот счёт не испытывая.
Намеренно вывожу на злость. И у меня отлично получается.
Резко меняется в лице.
Стискивает челюсти.
Кривит губы.
Скулы контрастными пятнами покрываются.
Прищуривается.
— Повторишь?
Не выдержав его взгляда, опускаю голову.
Перебираю пальцами тёплый песок и не решаюсь произнести ни слова, пока между нами звенит красноречивая пауза.
Поднимается.
Уходит на виллу, оставляя меня заливаться слезами и досматривать закат в одиночестве.
Сижу до тех пор, пока не темнеет. Слушаю океан. Долго перевариваю нашу ссору. Неоднократно прокручиваю всё сказанное в голове. Жду, когда придёт забрать меня, но он не приходит.
Беру босоножки с собой и босая, самостоятельно возвращаюсь в дом.
В красиво подсвеченном бассейне никого. В гостиной и столовой тоже. И даже в спальне.
Такой страх меня одолевает, когда проверяю ванную и туалет.
Марселя нигде нет.
Уехал? Уехал, бросив меня тут?
Пребываю в состоянии паники. Слёзы душат. Благо, хватает ума проверить террасу.
Кучерявый там. Лежит в гамаке. Не спит. Звёзды в ночном небе разглядывает.
Выдыхаю.
Отпускает меня также резко, как проняло.
Забираюсь к нему в гамак. Обнимаю, сплетаясь с ним руками-ногами. Утыкаюсь носом в шею. Закрываю глаза.
— Прости меня. Я не права, — выдыхаю тихо. — Обидела нарочно. Ни о чём таком я не жалею. Просто из ревности это сказала.
Молчит.
— Марсель…
Целую подбородок. Нежно-нежно. Изнемогая от желания заполучить от него хоть какую-то ответную реакцию. Потому что вот так не могу. Разрыдаться хочется.
— Я очень сильно тебя люблю. Прости, — ещё раз повторяю. Искренне и честно.
Поворачивается ко мне. Его губы задевают мои, но не целуют.
Глазами цепляемся.
— Больше никогда никого вспоминать не буду, — обещаю, прислонившись своим лбом к его. — Пожалуйста, скажи, что между нами мир. Он так мне нужен…