— Нет, спасибо, — отказываюсь. — Бланко мне пока не жених. Мы просто иногда проводим вечера вместе.
— Как, если не секрет? — любопытничает, прикладывая ладонь к щеке.
— Ходим в рестораны, посещаем музеи, театры и выставки.
— Ну, ему ведь уже за тридцать, верно? Наверняка, в скором времени он сделает тебе предложение, — заявляет Поля уверенно.
— Мы это ещё не обсуждали, — бросаю дольку лимона в чашку.
— Ты влюблена в него? — огорошивает следующим, весьма неожиданным вопросом.
— Можно и так сказать, — пожимаю плечом.
— Почти четыре года ты была одна, но я не сомневаюсь в том, что мужчины постоянно проявляли к тебе интерес.
— Проявляли, — киваю.
Нет смысла отрицать.
— Кто подбивал клинья? — хитро прищуривается.
— Да в основном спортсмены и бизнесмены.
— А выбрала ты по итогу своего тренера.
— Я не выбирала, так само собой сложилось со временем.
— Алисе Андреевне не нравится ваша разница в возрасте, — заводит Поля осторожно.
— Бланко — взрослый, умный, состоявшийся, МОЛОДОЙ, — подчёркиваю, — мужчина. Мы во многом с ним похожи. У нас есть общие цели и ориентиры. Он уважает меня и мои принципы.
— И всё-таки, одиннадцать лет — немало. Ты сама чувствуешь эту разницу?
— Разве что иногда… В те моменты, когда приходит редкое желание повеселиться и подурачиться.
— Например из недавнего?
— Например, мне так и не удалось затащить Хавьера в парк аттракционов. Он сказал, что будет ощущать себя там глупо.
— Почему?
— Не знаю. Полетать на парашюте тоже отказывается. Искренне не понимает, зачем так «нелепо рисковать своей жизнью». Мы как-то спорили об этом, лёжа на пляже и глядя на парящих в небе парапланеристов.
— Может, Бланко просто не любит экстрим?
— Да и я не то, чтобы прям фанат, но порой ведь хочется сделать что-то такое… От чего дух захватывает.
— Хавьер постоянно звонит тебе и пишет, — кивает на телефон, который вибрирует в подтверждение её слов, отображая на экране его имя. — Выглядит как тотальный контроль. Будто бы Сомбреро хочет, чтобы ты всегда была на связи.
— Я в другой стране, ясно, что он переживает. Это естественно.
— Ну не знаю…
— Филатова, выключай психолога, — встаю и направляюсь к раковине.
— Извини, молчу. Так, наблюдениями со стороны поделилась.
Мою кружку и ставлю её на полку сохнуть.
— Я что-то очень устала сегодня. Идём спать? Завтра рано вставать.
Посещение учреждений, подобных этому, — дело не из приятных.
Помню свой первый визит. Что чувствовала, что ощущала. В каком шоке тогда была.
Сейчас я куда спокойнее. Действия сотрудников тюрьмы уже не вызывают вопросов, потому что я в курсе: у них здесь есть свой определённый порядок. Досмотр и так далее.
Тут имеются жёсткие правила, которые необходимо чётко соблюдать. Касается это не только заключённых, но и тех, кто приходит их навещать…
Горько осознавать, но отец, оказавшись за решёткой, обозлился лишь сильнее, ведь именно меня, предательницу, он винит в произошедшем. Считает, что его ареста не случилось бы, если бы я вышла замуж за Горозию четыре года назад.
Смешно.
Люди, возжелавшие воткнуть нож в спину, рано или поздно перешли бы от мыслей к действиям. Нашли бы повод. А учитывая тот факт, что они хотели заполучить бизнес отца, так тем более.
— Зачем пришла? — присаживаясь напротив, интересуется он холодно.
— Навестить тебя, — отвечаю я тихо.
Внимательно друг друга рассматриваем.
— Ты плохо выглядишь, пап.
Ещё сильнее похудел. Зарос.
— Зато ты цветёшь и пахнешь. Зачем так наряжаться в тюрьму? — хмуро оценивает мой внешний вид.
К слову, я не наряжалась. На мне обыкновенное летнее платье.
— Всё больше на мать похожа. Такая же, — выплёвывает с презрением, вкладывая в это определение все возможные оскорбления.
— У тебя что-то болит?
Меня тревожит его кашель.
— Не твоего ума дело. Что там с Зарецким? Не отправился ещё старый козёл в мир иной?
— Нет, но ему стало хуже. Лежит. Почти не ест. Никого не узнаёт. Толком ничего не помнит.
— Как удобно, когда у тебя херова тонна грехов за спиной, — скалится.
— Я привезла тебе кое-что. Обещали после осмотра передать.
— Мне ничего от тебя не нужно, — бросает сердито.
Обиженно поджимаю губы, но всё же сдерживаюсь и не позволяю себе дать слабину.
— Не веди себя так со мной, пожалуйста.
— Чего ты ждала? Пустила мою жизнь под откос, а теперь сидишь изображаешь сострадание?
— В том, что ты здесь, нет моей вины, — решительно озвучиваю вслух.
— Да ты что? — прищуривается, не по-доброму усмехнувшись.
— Не я вела чёрную бухгалтерию. Не я слепо доверяла своему бизнеспартнёру! — вырывается непроизвольно.
— Связала мне руки своей непроходимой тупостью! Будь ты умнее и хитрее, я бы не оказался здесь! Не потерял бы свой бизнес! — орёт, хлопнув ладонью по столу.
Вздрагиваю.
— А ну тихо, — делает замечание конвоир, присутствующий при нашей встрече.
— Ты правда так считаешь? — моя очередь усмехнуться.
— Дура! Сбежала, думая только о себе! — выплёвывает яростно.
— Да. А знаешь почему? Потому что тебе было плевать на меня, на мои чувства и желания.
— Чувства и желания, — кривится.
— Ты предпочёл не слышать. Действовать в своих интересах. Исключительно так, как считал нужным.
— Ты сама во всём виновата!
— Эти люди бросили меня на дороге, когда случился приступ.
— Речь сейчас, чёрт дери, не о них! А о тебе! Из-за тебя начался тот скандал! Ты, мать твою, опозорила нашу семью, связавшись не пойми с кем!
— Ну ясно, нашёл крайнюю, — поднимаюсь с лавки.
— Я столько лет угробил на твоё воспитание и что по итогу получил взамен?
Его излюбленный монолог. Что ж… Напрасно я думала, что однажды его отношение ко мне изменится. Начинаю сомневаться в том, что это вообще когда-нибудь произойдёт.
— Гены гулящей матери взяли своё, — произносит с нескрываемой горечью.
— Твоя зацикленность на Ней просто не ведает границ, — резким шёпотом отзываюсь.
— Сперва предала она. Затем ты, — цедит с ненавистью во взгляде.
— Я тебя не предавала! Хватит уже! — в моём голосе звучит ярое отчаяние. — Господи, мы не виделись полгода! Неужели нет желания спросить о том, какой жизнью я живу? Чем дышу? Каких успехов добилась?
Пытаюсь изо всех сил держаться, но в глазах становится мутно. Изображение плывёт.
Я всегда так жду этих встреч! Так переживаю! Так скучаю! А он…
— Проваливай отсюда, Тата, — бросает равнодушно и задерживаться в этом сером, холодном помещении больше нет причин.
В слезах покидая стены тюрьмы, вновь задумываюсь о том, любил ли меня отец по-настоящему когда-нибудь?
После долгого перемещения по коридорам, выхожу наконец на улицу.
Давящая тишина тут же сменяется шелестом листвы и пением птиц.
Меня выпускают за ворота.
Бреду вдоль дороги. Расстроенная, поникшая, эмоционально выпотрошенная.
В сумке вибрирует телефон. Звонит адвокат, с которым я встречалась в начале недели.
— Да, — принимаю вызов.
— Тата, это Виктор Павлович.
— Вижу, — придаю голосу твёрдость. Никто не должен считать меня слабой.
— Я внимательно изучил дело вашего отца. Ознакомился с документами фирмы, владельцем которой на данный момент является Горозия-старший.
— И?
— И есть вопросы.
Конечно есть! Эта семья каким-то образом незаконно присвоила себе чужое!
— Вы согласны помочь мне вернуть бизнес отца?
— Ну… Для начала я готов озвучить сумму за возможное сотрудничество, — уклончиво отвечает он.
В расстроенных чувствах зачем-то еду в тот район, где мы с отцом раньше жили.
Долго сижу на скамейке во дворе знакомого элитного ЖК. Вспоминаю то время.