Открываю ключ-картой дверь. Прохожу за порог, разуваюсь, снимаю куртку.
Заглядываю в ванную. Ополоснув руки, смываю макияж гелем и возвращаюсь в комнату. Там, переодевшись в футболку, выключаю свет, устраиваюсь на подоконнике и, глядя в окно на Исаакиевский, принимаюсь терпеливо ждать.
Мысленно прокручиваю в уме хронологию этого вечера. Разговор с Илоной. Конфликт ребят. Драку. Нашу ссору.
Испугалась за дурака Ромасенко, но лукавить не буду: приятно было, что Марсель не позволил ему меня оскорблядь.
«Виртуозно оскорбил позже сам» — вновь подаёт голос уязвлённая гордость.
Был ли повод?
По сути, если включить взрослого человека и немного поразмышлять, то ответ положительный. Ссору у отеля вполне можно объяснить тем, что у него изначально в голове сложилась ошибочная картина происходящего, подкреплённая впоследствии настойчивыми звонками от Бланко и моим враньём.
Ставлю себя на место Марселя. И правда ведь получается, что я, будто бы находясь в отношениях с другим мужчиной, совершаю абсолютно неприемлемые для приличной девушки поступки: целую его, например, или лечу в Питер, где без проблем заселяюсь с ним в один номер.
Ужасно со стороны это выглядит. Надо было изыскать возможность объясниться раньше. Но что уж теперь? Как случилось, так случилось.
Пощёчина ещё эта добротная… Приложилась я рабочей рукой как следует.
Устало потираю глаза. Поднимаю взгляд.
Стрелка на больших дизайнерских часах ползёт раздражающе медленно.
Вот она подбирается к двенадцати.
Начинаю нервничать и гадать, где он.
Вот минует отметку в час и половину второго. А Марселя всё нет.
Становится тревожно. Переживаю очень. Вдруг по пьяни попал в какие-нибудь неприятности? Что делать, если не вернётся до утра? Кому звонить? И как, учитывая, что телефона нет.
Резко вздрагиваю и выпрямляю спину. Потому что щёлкает замок двери.
Напрягаюсь всем телом.
Слышу, как снимает обувь и верхнюю одежду.
Как заходит в ванную, а потом пару минут спустя направляется сюда.
Считаю про себя.
Три. Два. Один.
Вот он здесь. Останавливается у письменного стола, соблюдая дистанцию.
— Почему не спишь? Поздно уже, — интересуется так, словно мы и не ругались.
Трезвый, кстати. Что удивительно. На мою радость, никаких визуальных и других признаков опьянения не наблюдаю.
Почему не сплю?
Издевается он, что ли?
Новую волну захлестнувшей обиды испытываю. Однако на смену ей внезапно приходит другое чувство — злость.
«Пока со мной таскаешься…»
«Раздевайся догола и ложись в кровать»
«Покажешь, чему научилась за это время»
— Ждала, — отвечаю на его вопрос ледяным тоном.
Опускаю ноги вниз. Спрыгиваю на пол.
Смотрим друг на друга неотрывно.
Ну вот что. Пора нам уже со всем разобраться.
Снимаю с себя его футболку.
Швыряю чуть ли не прямо ему в лицо.
Инстинктивно ловит одной рукой. Растерянно следит взглядом за тем, как подхожу к огромной кровати и забираюсь под сдёрнутое с психом одеяло.
Явно не понимает, что происходит, а я, пользуясь этим, продолжаю представление.
Игнорируя смущение, сковавшее тело, снимаю бельё (оставаясь под одеялом, разумеется).
Кидаю в него, опять же. Вот ведь стыд!
Замечаю, как дёргается кадык.
Таращится на меня в шоке.
— Что ты делаешь? — спрашивает севшим голосом.
Нервничает? Отлично. Потому что я — очень, ведь к последствиям своей провокации абсолютно не готова.
— Делаю то, что ты хотел, — отвечаю, смело глядя ему в глаза.
— Ты…
— Иди сюда, — зову взволнованно, но предельно уверенно. — Утешать буду.
Ох… Вот это выражение лица!
Клянусь, лучшее, что доводилось видеть!
Жаль, телефон разбит, по его милости. Не запечатлеть этот шедевральный кадр на память.
— В твоём мире это так происходит? Сколько их было за минувшие пять лет? Десяток? Два? Больше? — предполагаю навскидку.
Достаёт из кармана пачку сигарет.
Роняет.
Матерится себе под нос.
Поднимает её, одновременно с этим бросая футболку на край постели.
— Оденься.
Мелькает красным пламя зажигалки.
Подходит к окну. Приоткрывает его, запуская в комнату морозный воздух. Курит, игнорируя пожарную сигнализацию, расположенную на потолке. Я же в это время трясусь под одеялом, как осиновый лист, и пытаюсь внешне сохранять образ роковой соблазнительницы.
Смешно.
— Не получается сосчитать? — по-своему интерпретирую отсутствие ответа.
— Спи, — произносит убито, затушив окурок о края стакана.
Закрывает окно. Поворачивает ручку. Задёргивает шторы.
По силуэту улавливаю, что двигается в сторону дивана.
Да. Так и есть. Укладывается там.
— Где ты был?
— Прошёлся по Невскому.
— Ясно, — выдерживаю паузу, а потом продолжаю: — Согласен со своим другом? Насчёт данного мне определения. Только говори, пожалуйста, правду.
Хочу знать, как есть. Мне важно.
— Нет.
— Тогда зачем ставишь вровень с другими?
— Извини за те слова.
Понимает, что обидел. Уже хорошо.
Нащупываю футболку, одеваюсь и отползаю к изголовью.
— С Бланко мы рассталась ещё в начале осени. Когда я вернулась в Барселону. После встречи с тобой.
Молчит, никак не реагируя на это дополнение.
Ладно. Раз так…
— Ты просил показать, чему научилась, — сосредотачиваюсь на люстре, очертания которой начинаю различать в темноте.
— Давай не будем развивать эту тему.
Снова злится, как мне кажется.
— Ты ревнуешь? Представляя, что я с кем-то…
— Замолчи, — перебивает, не позволяя закончить фразу.
Улыбаюсь.
Так и есть. Ревнует.
— Разочарую тебя, Марсель. Я ничего не умею, — признаюсь откровенно. — Ни с кем не вступала в такие… отношения, — впиваюсь ногтями в кожу бедра, дабы голос не дрожал от смущения.
Снова тишина.
Не верит мне?
— Так произошло не только потому, что отец воспитывал во мне уважение к традициям. Не из-за предрассудков, нет. Причина в том, что я никогда не чувствовала желания перейти эту черту. Не ощущала, что рядом человек, с которым я могла бы… Ну ты понимаешь, — сглатываю, переворачиваясь набок. — Или нет, — подкладываю ладонь под подушку. — У вас, мужчин, по-другому всё устроено. Можно любить одну, а «катать» на мотоцикле всех подряд.
Горечь не спрятать за усмешкой.
— Это ничего не значило, Тата.
Закрываю глаза.
«Тата», произнесённое его голосом, — самое прекрасное из того, что можно услышать.
— Я не осуждаю. Не имею на это никакого права, но если ты хотел сделать мне больно, знай: у тебя получилось.
Я ведь тогда реально мучилась и страдала. Очень тяжело было видеть всех этих девчонок рядом с ним.
— Ты отплатила мне сполна.
Снова у окна маячит. Собирается курить. Потом то ли передумывает, то ли что. Сигарету так и не поджигает.
— Марсель…
— Спи, пожалуйста, умоляю.
Замолкаю.
Тихо плачу.
Сердце кровоточит.
Люблю его. Впервые в полной мере ощущаю это так сильно и предельно чётко, что невероятно страшно становится.
Страшно снова потерять друг друга и страшно узнать, что не испытывает тех чувств.
Что нет их больше.
Что всё умерло.
— Замёрзла?
Наверное, слышит, как рвано я хватаю губами воздух.
— Да.
— Там в шкафу есть ещё одно тёплое одеяло. Принести?
— Нет. Мне не нужно одеяло, — шепчу я тихо. — Мне нужен ты…
Глава 30
Марсель
Это её «мне нужен ты» — контрольный выстрел в моё измученное, израненное больной любовью сердце.
Башкой понимаю, что сейчас я в том состоянии, когда следовало бы держаться подальше, но… Держаться подальше после всего того, что она сказала, просто невозможно.