Я детально её разглядываю. Даже блестящие капельки пота на ключице вижу. Спасибо такому же озабоченному профессионалу-оператору.
Вспоминаю, как мои руки обнимали, трогали и прижимали к себе её идеальное тело. Уверен, большинство мужиков, посещающих эти матчи, мечтают о том же и ходят туда не из-за большой любви к спорту.
Шутка ли, но мне постоянно снятся эти её бесконечные загорелые ноги, упакованные в короткую белую юбку. Скоро чокнусь, наверное.
Пропускает удар.
Стиснув челюсти, поправляет бейсболку, резко дёргая ту за козырёк.
Разыгрывают следующий мяч. Агрессивно херачит по нему ракеткой. Бегает по корту из угла в угол, отражая удары соперницы.
Попадает в сетку.
Выражение лица пуленепробиваемое, но в глазах горит досада и злость.
Что-то говорит перед тем, как стать в стойку. Судя по губам, нецензурно выражается.
— Давай, разнеси её.
Прищуривается. Напряжённо следит за подачей. Непроизвольно облизывает губы и у меня, естественно, встаёт.
Блядь.
«Такое ощущение, что я совсем перестала волновать тебя!»
Глупая.
Знала бы, как сильно люблю и как на стенку лез от желания заполучить всё и сразу.
Самым настоящим мучением было держать себя в узде, пока она находилась рядом, но тогда у меня были хотя бы поцелуи и объятия. Сейчас — ничего. Виной тому мои загоны.
«Не пиши. Не звони. Не приезжай. Не хочу. Уважай, пожалуйста, моё решение»
Единственное сообщение от Неё за полтора месяца.
Она написала его, когда я стал трезвонить ей после окончания Ролан Гарроса. Уже тогда лимит моего терпения был исчерпан.
«Может паузу возьмём?»
«Бери»
Ну какая на хер пауза, кретин? Если без неё ты вообще на существование не способен.
Вздыхаю.
Очень скучаю. Пиздец как!
Постоянно воскрешаю в памяти наши встречи, её визиты в центр и дни, которые проводили дома вдвоём.
Неважно, что мы делали. Смотрели фильмы, играли в шахматы, читали книги вслух, готовили ужин, валялись на кровати, страстно целуясь.
Я был счастлив, а теперь здесь без неё пусто. Тоска смертная. Если бы не Рокки, вообще не смог бы тут находиться.
Снова фокусируюсь на игре, почёсывая лежащую на плече башку храпящего псына.
Тата собрана и беспощадна. Когда она в ярости, дело — труба. Можно лишь посочувствовать тому, в кого летят эти мячи, закрученные по замысловатой траектории.
— Да! Так её! — подбадриваю, радуясь смене очков на табло.
Рокки вздрагивает от неожиданности и, приоткрыв один глаз, издаёт странный гортанный звук. Типа залаять пытаясь.
— Спи, ебобо, — ржу.
Досматриваю матч. Убедившись в том, что Тата одержала победу, тоже засыпаю. В шмотках, с телефоном в руках. Прижимая к сердцу её фотку, установленную на заставке.
«Не пиши. Не звони. Не приезжай. Не хочу. Уважай, пожалуйста, моё решение»
Уважаю.
Но остальное-то не запрещено. За цветы молчит. Значит пора переходить к следующему шагу…
— Подъедь ближе туда.
— На хрена мне толкаться с таксистами?
— Потому что выход там, — тычу пальцем в нужном направлении.
— Появятся Абрамовы на горизонте — подъеду.
Устало закатываю глаза. Спорить с этим человеком бесполезно.
— Где мой чёртов кофе? Ты выжрал? — недовольно косится на подстаканник.
— Алё, он слева от тебя. На панели. Ты сам его туда поставил, когда кнопку громкости крутил.
— А.
— Тебе бы надо уже пропить что-то для памяти, дед.
— Не умничай.
— Можем мы сменить Сиси Кейтч на что-нибудь другое?
— Чем тебе не угодила Сиси? Знаешь, какая горячая бабёнка в молодости была, м…
— Песни играют по второму кругу.
— Может Ленинград? — выгибает бровь.
— Невыносимый ты. Как бабушка Марьяна тебя терпит столько лет?
— И тебе однажды наглый отпрыск задаст подобный вопрос.
— Да с чего бы?
— С того. Думаешь, Джугели с тобой легче? Ты ж себя как идиот порой ведёшь. Характер с дерьмецой. Психика расшатана, как у папаши.
— Спасибо за ёмкую характеристику, дед.
— Что есть, то есть. Знаешь, что мне тёща говорила, слава богу в царство небесное отошедшая давным-давно?
— Что?
— Мол, кастрировать таких как ты надо, Игорёш. Потому что гены ублюдские.
— К твоему сведению, дети наследуют гены обоих родителей.
— Дык только это вас с папашей и спасло. У Марьяны-то предки сплошь профессора, да люди искусства. Вот и вам перепало. Чтобы уравновесить, так сказать, чёрное и белое.
Хмыкаю.
— Про Дарину вообще молчу. Святая женщина! За что ей наказание по имени Ян досталось, не понимаю. Где-то в прошлой жизни крупно накосячила? Или в качестве ангела была послана с небес, дабы спасти его гнилую душу?
— Они с отцом любят друг друга так, как никто не любит.
— Это бесспорно, но сколько папаша твой крови попил у неё, козлятина! Ты если намереваешься в том же направлении двигаться, разочарую. Останешься у разбитого корыта.
— Чё?
— Чё-чё. Тата — не Дарина. У неё нрав такой, что терпеть долго не станет, если будешь обижать.
— Я её не обижаю.
— Почему тогда разошлись?
— Мы с ней не расходились.
— Лапшу на уши мне не вешай, говнюк! Я всё знаю, — заявляет, отхлёбывая кофе из того самого стакана, который потерял минуту назад.
— В каком смысле всё знаешь? — уточняю хмуро.
— В прямом. Мы с Татой общались по телефону.
Поджимаю губы.
Ну зашибись! Со всеми, по ходу, общается, кроме меня!
— Ты давай попроще рожу смастери. Завязывай уже со своей глупой ревностью. Прёт из всех щелей, где надо и где не надо.
— А ты не провоцируй.
— Чё я провоцирую, дурень? Она ж мне как внучка. Хотя там такие ноги, ух! Был бы я помоложе лет на тридцать…
Толкаю его рукой в плечо. Не сильно, но ощутимо.
Он в ответ смеётся.
— В общем, выдохни и расслабь батоны. Дед у тебя, конечно, о-го-го ещё, но уж не настолько. Будем трезво оценивать ситуацию.
— Что она тебе сказала?
— Что мне сказала, то тебя не касается.
— Дед!
— Просила передать, чтобы ты перестал посылать цветы после каждого матча.
— Не перестану.
— Это правильно, — одобряет.
Потираю веки.
— Чё, плачешь? — подкалывает.
— Спать хочется просто адски, — ворчу под нос.
— На том свете отоспишься.
Ноу коментс.
— Наши вон идут. Поехали ближе.
— Вижу.
— Я подумал, вдруг очки у тебя запотели.
— Приглушись.
Включает поворотник и вклинивается в поток машин, основная масса из которых такси.
— Здесь давай станем на аварийке.
— Сам знаю. Куда ты щемишься, кретиноид безмозглый! — орёт в окно водителю мазды.
— И ты говоришь мне про расшатанную психику.
— У меня это старческое, мне можно.
— А, — понимающе киваю.
В общем, кое-как припарковывается и я выхожу из его джипа-бронепоезда, чтобы встретить родню.
— Брателло! — Сонька стискивает меня в объятиях, используя свой фирменный удушающий.
— Здорово, малая, — смеюсь, пока кости трещат. — Воу, полегче.
Невзирая на стройную фигурку, дури в ней ого-го. Не даром, что в секции никто не хочет становиться с ней в пару. Даже пацаны.
— Ты стала ещё выше, — отмечаю сей факт, внимательно разглядывая сестру.
И взрослее.
Как так быстро? Вроде только вчера в куклы играла, а сегодня прям уже девушка передо мной стоит.
Красивая. Держитесь, парни. Сердец разобьёт немало, отвечаю.
— Сынок…
— Привет, ма.
Обнимаемся.
— Как ты, милый? — целует меня в обе щеки и ласково треплет по кучерявой башке.
— Всё хорошо.
— Соскучилась по тебе смертельно, — говорит сквозь слёзы.
— И я.
Мы много общались по видеосвязи, она дважды приезжала в клинику, но это всё равно не то. Я давно не был дома и, честно говоря, очень тосковал по своей большой, дружной семье.