Выбрать главу

сумку на стоящий у изголовья стул. Женщина часто и тяжело дышала. Глаза

закрыты. Лицо синюшной бледности, усиливаемой лампочкой искусственного

света из единственного горящего рожка старомодного торшера, блестело ка-пельками пота. Доктор взял женщину за левое запястье. Она тут же отдёрнула

руку и открыла глаза.

— Что вы тут делаете?! Я никого не звала!

— Ваша дочь позвонила, — спокойно объяснил он.

— У меня уже давно нет дочери, — произнесла больная хрипло. — Ухо-дите! Ирина! Я же просила, — недовольно сказала она.

Мужчины в халатах подошли ближе.

— Давайте мы хотя бы проверим …

— Нет!

Врач нахмурился.

— Возвращаемся в машину, — приказал он своим спутникам и, взяв со

стула сумку, направился к стоящей у двери молодой женщине.

— Сами видите: больная отказывается от помощи. Значит, она в ней не

нуждается. Выведите нас из этого лабиринта.

Внезапно пациентка застонала и попросила:

— Постойте! Мне действительно очень плохо сейчас. Невероятно болит сердце, вот здесь… и жжет плечо. Простите великодушно!

10

Врач тут же вернулся, доставая на ходу стетоскоп. Поставив сумку на

прежнее место, он склонился над больной и привычно, словно передвигая дам-ки по шашечному полю, внимательно прослушал сердце и легкие.

— Что вы принимаете? Сколько прошло времени…

— Ириша, ответь, — прошептала пациентка.

— Вот нитроглицерин! Немедленно под язык! Если через 5 минут не

поможет, я сделаю укол.

— Вам нужен свежий воздух, — сказал доктор заканчивая осмотр, — а

здесь совершенно нечем дышать!

Он подошел к окну и одним движением раздвинул шторы, впуская поток дневного света. Тот, словно обрадовавшись возможности побывать там, куда ему ранее никогда не разрешали заходить, с любопытством мгновенно

заполнил всю комнату.

Провозившись несколько минут с рамами, доктор недовольно завор-чал:

— Господи! Ведь лето на дворе, а окна ещё заклеены.

Убедившись в нежелании рам подчиниться и полной бесперспектив-ности дальнейших попыток, он достал из кармана ключ, разорвал им бумагу на

огромной форточке и открыл её, толкнув наружу. Коктейль звуков жизни огром-ного города ворвался в помещение.

— Вот так-то лучше.

Поворачиваясь к пациентке, врач хотел добавить что-то нравоучитель-ное, но всмотревшись в лицо пациентки и незамеченные прежде в полумраке

фотографии, глядевшие на него теперь со всех стен, промолчал…

— Постойте! Вы… Не узнал без этих портретов.

— Я и сама себя иногда с трудом узнаю, — видимо, не первый раз отвечая так, усмехнулась женщина. — Мне уже явно лучше. Вы хороший доктор.

— Я ничего для вас ещё не сделал.

— Мне действительно лучше. Резкая боль ушла, а к тупой я привыкла.

Простите, что отняла так много времени.

Она посмотрела с укором на Ирину.

— Могли бы помочь кому-то, кто нуждался в этом больше.

— Не думаю, — отозвался врач. — Вы на грани инфаркта. Считаю, что

безопасней будет госпитализироваться.

Ирина сразу подбежала к постели.

— Нина Георгиевна! Вот видите! Не я одна так думаю. Давно ведь прошу, а вы не слушаетесь.

— Я говорила прежде, повторю ещё раз. В последний, — сказала она от-чужденно и твердо. — Я никуда отсюда не поеду. Ни сегодня, ни завтра! По соб-11

ственной воле, по крайней мере! Только в бесчувственной форме, готовой для

морга или с разумом капусты. Последнее, что я хочу видеть — это дорогие моему

сердцу вещи, родные стены и потолок этой комнаты, а не больничную палату. В

конце концов я имею Jus vitae ac necis (Право распоряжаться жизнью и смертью)

— Id facere laus est, quod decet, non quod licet. Похвально делать то, что

подобает а не позволяется», — тут же отозвался доктор. — Дело ваше. Не могу

настаивать. Подпишите здесь, что вы отказываетесь от госпитализации, и я по-лечу дальше спасать человечество. Может, все же решитесь?

— Вы добрый! Загляните как-нибудь на огонек после службы. Я уже

всё сказала.

Она поставила подпись и закрыла глаза, показывая, что разговоры

окончены.

Ирина открыла дверь.

— Михаил! Как же я вам рада! Ей опять было плохо ночью. Сейчас

храбрится.

Молодой человек уверенно прошел по тёмному коридору. Вошел в

комнату. — Нина Георгиевна!

— Мишенька! Лучик света! Что привело вас сюда в этот чудесный суб-ботний вечер? Хотя подождите… Поругались, да? А она хорошенькая?

— Как Вы себя чувствуете?

— Замечательно. Вы же здесь!