Словно зачарованная, она раскрыла папку — и тут же захлопнула ее. Потому что с черно-белой фотографии, приклеенной в правом верхнем углу анкеты, на нее взирал восемнадцатилетний Корнилов с его знаменитой едва заметной ухмылкой, которая однажды свела глупую Черёму с ума. И сейчас снова бросила в воспоминания.
— Ленка, слушай, а у тебя с Корниловым что-то есть, да? — елейным голосом интересуется Ксюшка Енакиева — будущая фотомодель и по странному стечению обстоятельств Ленина одноклассница. До сих пор она не удостаивала Черёму не только словом, но и взглядом, а тут вдруг присела за соседнюю парту и даже наклонилась к Лене, словно доверяя какую-то тайну. Хотя, кроме них двоих, в классе никого нет.
Лена с трудом давит непослушную довольную улыбку — верную подругу ее отношений с Димкой.
— Мы вальс вместе разучиваем, — включает дурочку Лена: не хватало еще рассказывать Енакиевой о том, что на самом деле происходит между ней и Димкой. Лена и самой близкой подруге словом бы не обмолвилась, чтобы только не сглазить. А уж Ксюшка будет последней, кто разведет ее на откровенность.
— На заднем дворе разучиваете? — ехидничает в ответ та, явно понимая, что Лена ей лжет. Но Лену это не смущает.
— Почему на заднем дворе? — изображает она наивное удивление, но продолжить не успевает. Ксюшка неопределенно машет рукой и очаровательно морщит носик.
— Так он туда тебя просил спуститься. Ждет, — сообщает она, и Лена вскакивает на ноги.
О том, что Енакиева никогда не позволила бы использовать себя в качестве посыльной без какой-либо выгоды, Лена тысячу раз подумает позже. А сейчас, забыв про всех Ксюх на свете, мчится по школьным коридорам и лестницам к выходу из школы в надежде на скорую встречу с Димкой и столь же скорые самые крепкие его объятия. Но картина на заднем дворе заставляет сердце захолодеть еще до того, как станет ясно, в какие помои Лена вляпалась. Потому что на местном стадионе, у трибуны, ее ждет вовсе не Димка. Там целая компания парней и девчонок под предводительством всем известного головореза Жнечкова, и именно Жнечков приставил нож к горлу Лениного Димки.
Рот у Димки заткнут, руки вывернуты назад сразу несколькими приспешниками Жнечкова, темные волосы на лбу слиплись от пота, потому что он вопреки грозящей ему опасности изо всех пытается вырваться из плена, но вместо этого лишь зарабатывает один порез за другим, а у Лены, кажется, останавливается сердце.
— С ума сошел, Жнечков! — выкрикивает она и подступает к нему со сжатыми кулаками. Но перед ней тут же вырастает стена из двух Жнечковских прихвостней, а на Ленины глаза от бессилия наворачиваются слезы.
— Мне тут Корешок задолжался немного, — между тем неспешно сообщает Жнечков, издевательски растягивая слова, — и не желает платить. Я хотел было по совести наказать, но потом подумал: ему же еще вальс на Последнем звонке танцевать, а ну как не успеет из больнички выписаться, где ему замену искать? Опять же учителя огорчатся, да и девушка его явно расстроится. Ведь расстроишься же, Черёма?
Последнюю фразу он вопреки предыдущему тону произносит с такой угрозой, что Лена сразу все понимает.
— Сколько тебе надо, Жнечков? — прямо спрашивает она. — У меня есть деньги, а если не хватит, у родителей попрошу.
Тогда она еще надеется, что сумеет спасти любимого парня малой кровью. Что, на самом деле, такое эти деньги — в сравнении со здоровьем Димки? Она все отдаст, не пожалеет, лишь бы эти подонки наконец его отпустили и отстали раз и навсегда!
Но Жнечков качает головой и нехорошо ухмыляется.
— Денег мне хватает, Черёма, ты же знаешь, — объявляет он. — А в качестве платы за корешковскую свободу я хочу увидеть танец в твоем исполнении. Только уж не вальс, как ты понимаешь.
— Стриптиз! — гаркает кто-то сбоку, и вся жнечковская шайка заливается отвратительным плотоядным хохотом. Кто-то тут же включает пошлую эротическую музыку, но Лена видит только Димкины глаза. Совершенно бешеные и в то же время бесконечно жалкие. Тогда Лена еще уверена в том, что ему невозможно стыдно перед ней: и за свой долг, и за ту слабость, что она видит, и за ее скорое унижение — а потому улыбается ему светло и ободряюще. Сама она в тот момент не считает затребованный стриптиз унижением. Подумаешь — раздеться перед стадом баранов: они еще пожалеют об этом, когда Лена все расскажет отцу и директрисе. И она именно об этом будет думать, снимая перед ними одежду.