Она глубоко вздыхает и начинает медленно расстегивать пуговицы на блузке, чуть покачивая бедрами. Нечего тут губу раскатывать на настоящий стриптиз: Лена и танцевать такой никогда не танцевала, да и этим придуркам явно не сам танец нужен. Вон как зенки вылупили и только что слюни не пускают. Даже смешно, на самом деле. Время бы только потянуть: вдруг кто из учителей случайно нагрянет на стадион и разгонит всю эту шушеру? Главное — не смотреть на Димку, чтобы не поколебать свою решимость. И не бояться, что после подобного посмешища он от нее откажется. Он гордый, это Лена уже успела усвоить. И именно такого — гордого — любила всем своим сердцем. И ради такого ничего не жалела.
— Не усни только! — раздается из-за спины Жнечкова женский голос, и Лена узнает предательницу Енакиеву. Сжимает зубы покрепче и, стянув блузку, бросает ее на землю. Ну да, Ксюшка всю старшую школу перед Жнечковым на задних лапках ходила, рассчитывая на помощь в карьере, следовало догадаться, что она не пропустит подобное шоу. Но Лену все это не касается. Ей бы только дотянуть до развязки, не струсить, не отступить. Все-таки сердце бьется, как сумасшедшее, и стыд заливает щеки, заставляя их гореть огнем. И волей-неволей взгляд все равно пересекается с Димкиным: пусть на мгновение, но этого довольно, чтобы зайтись в абсолютной ненависти к Жнечкову и его прихвостням. На щеке у Димки кровь, и под ухом тоже, и рукав футболки оторван, а он все рвется из ненавистных рук — и не может помочь ни себе, ни Лене.
Она решительно расстегивает замок на юбке, и та послушно сползает к ее ногам. Дима от этого зрелища дергается так, что едва не сшибает с ног Жнечкова, но навалившиеся телохранители возвращают его на место, а у Лены все внутри сжимается в предчувствии расправы. Она почти представляет, как Жнечков всаживает здоровенный кулак в Димкин беззащитный живот, заставляя согнуться от боли, но тот почему-то словно бы и не реагирует на этот Димкин выпад. Только внимательно смотрит на Лену, и на лице у него то ли отвращение, то ли совсем несвойственная ему жалость. Он кривится, а Лене кажется, что он придумывает какое-то оскорбление, чтобы еще сильнее унизить их с Димкой. Нет, не будет она никому жаловаться. Дима сам с этими придурками разберется, как только она вызволит его из их рук. А пока пусть пялятся. И даже на камеру снимают — пусть. Только бы не смотреть на это: на такую храбрость сил не хватает.
Лена скользит руками по бедрам, решая что снять следующим. Капроновые колготки, так плотно обтягивающие ноги, дают хоть какую-то защиту, их она, пожалуй, оставит на конец. А вот на груди только лифчик, и именно ему предстояло стать следующим предателем.
Лена зажмуривается — сильно, отчаянно, до слез — и нащупывает на спине застежку. Та застревает — или это пальцы не слушаются — и Лена безуспешно борется с ней, не замечая, что слезы уже вовсю текут по щекам. И неоткуда ждать защиты. И чей-то хриплый отвратительный голос только подтверждает эту беду:
— Помочь, Черёма? Ты только скажи!
Она вдыхает почти со свистом, но куда более громкий свист заглушает ее, а раздавшийся следом смачный шлепок заставляет против воли распахнуть глаза. Оказывается, Жнечков стоит напротив одного из своих головорезов, а тот держится за щеку и скулит.
— Все, закончили представление, — как будто этому побитышу и сообщает Жнечков, однако следом поворачивается к Лене и даже делает шаг к ней. Она отшатывается, не зная, что он задумал, но он только поднимает ее юбку и блузку и протягивает их Лене. А потом негромко, но очень твердо и словно бы ей одной говорит: — Дура ты, Ленка! Сентиментальная дура! Думаешь, Корень в тебя влюбился? А он просто поспорил, что заставит тебя стриптиз перед всеми танцевать. А я за это долг ему прощу. Пожалуй, на этом я признаю его выигрыш, хоть и пришлось подыграть: дело-то непростое.
Лена не верит. Не хочет верить. Не может. Но взгляд уже сам поднимается на Димку — еще минуту назад делающего вид, что вырывается из чужих рук, а сейчас даже не пытающегося скинуть хоть одну из них. Корнилов стоит, опустив голову и не глядя на Лену, словно признавая правоту Жнечкова. А тот, всунув в ее ослабевшие руки юбку и блузку, следом подходит к Димке и хлопает его по плечу.
Вот тогда мир и рухнул.
Как она сбежала с этого проклятого стадиона, где потом одевалась и отсиживалась, что наплела родителям, заставив тех все бросить и уехать вместе с ней в Москву, не дожидаясь экзаменов и выпускного, Лена и сейчас не помнила. Кажется, они до сих пор не знали истинной причины той ее истерики. А для Лены воспоминания о предательстве Корнилова стали самым большим кошмаром ее жизни. Сколько же она мучилась из-за него, и была уверена, что это навсегда.