Злодеи, которые хотели принцесс, те, кто сажал их в цепи и ставил им ультиматумы, которые никогда не были выбором.
Хотя меня интриговали не сами злодеи, а принцессы, которые колебались в выборе. Которые боролись и отказывались, ведь злодеи никогда не были похожи на Лино.
Они никогда не проявляли нежности, никогда не заботились о них и не давали обещаний на будущее.
Даже в десять лет Лино доминировал. Крутой и ответственный за всех остальных детей. Они преклонялись перед ним, как будто он был королем, и то же самое можно было сказать о Маттео. Но только через несколько месяцев после того, как я вошла в его жизнь, после того, как он сблизился с мамой и Явином, проявилась другая его сторона. Веселая и беззаботная сторона Лино на самом деле была половиной личности, но не самой естественной его версией.
Он скрывал эту сторону. Злодей, который таился под поверхностью, и только его проблески появлялись то тут, то там. Со временем в нашем браке их становилось все больше, как будто он пытался приобщить меня к той своей части, которую скрывал от меня десятилетиями.
Но я всегда это видела. Еще когда мы были детьми, я видела Лино. Я просто позволяла ему чувствовать, что он хранит свои секреты, как будто он защищает меня.
И после Коннора я ожидала, что это темное влечение исчезнет. Я почувствовала, что значит быть по-настоящему бессильной. Я почувствовала, каково это, когда тебя удерживают и используют. Как я могла хотеть пробудить ту часть Лино, которая, как я подозревала, подтолкнет меня прямо к моим границам и сбросит с обрыва после того, как я пережила это?
Но что-то в этих желаний заставляло меня почувствовать, что я победила. Как будто Коннор не сломал меня, не изменил меня безвозвратно. И отдать Лино вещи, которые забрал Коннор, отдать ему все и знать, что несмотря ни на что, я буду в безопасности, — это был самый верный способ вернуть свое тело. Потому что я доверяла Лино больше, чем кому-либо другому, потому что я знала, что с ним мое тело всегда будет в безопасности.
Мне просто нужно было дать Лино хороший толчок и надеяться, что я справлюсь с последствиями.
Итак, мы стояли в ванной, вытираясь полотенцем после душа, как мы обычно делали. Не было сомнений, что мы ляжем спать, что Лино прикоснется ко мне, как только сможет. Он всегда так делал, но я решила, что это будет на моих условиях. Как я этого хочу.
И мы решим раз и навсегда, смогу ли я дать Лино все, что, как я знаю, ему нужно.
— Ты сегодня был очень ревнив, — нерешительно начала я. Несмотря на то, что я знала Лино, некоторые вещи в наших отношениях казались новыми. Даже помимо секса.
— Хм, — промычал он, но раздражение уже начало возвращаться на его лицо при напоминании.
— Тебя это так сильно беспокоит? Мысли о руках другого мужчины на мне? — Я улыбнулась ему, присев на край кровати и откинувшись назад. Его глаза, прищурившись, остановились на моей груди, мои соски затвердили в прохладном воздухе спальни после горячего душа.
— Тебя мучает мысль, что он мог прикоснуться ко мне здесь? — спросила я, потянувшись одной рукой к своей груди. — Или здесь? — Моя рука скользнула вниз по животу, касаясь пупка на пути к тому, чтобы оказаться у меня между ног.
— Не дави на меня, Самара. Не сегодня, — предупредил он, и его глубокие глаза на мгновение встретились с моими.
— Может быть, я хочу тебя подтолкнуть, — призналась я, и моя рука наконец-то скользнула между бедер. — Может быть, я хочу, чтобы ты потерял контроль и заставил меня почувствовать, как тебе было неприятно, когда ты вошёл и увидел его руку на мне.
Он стиснул зубы.
— Нет. Я сделаю тебе больно.
— Хорошо. — Я улыбнулась ему. — Я хочу, чтобы было больно, Лино. Я хочу перестать притворяться, что заниматься любовью каждую ночь — это достаточно для нас обоих. Наше влечение друг к другу началось не с украденных поцелуев и романтики. Оно возникло за годы разочарований и желания. Я хочу почувствовать, как сильно ты хочешь меня. Я хочу, чтобы ты снова взял то, что хочешь.
— Блядь, — простонал он, приближаясь ко мне. Его руки взяли меня за бедра, перевернули на живот и притянули к краю кровати, так что мои пальцы ног едва касались пола. Его рука собрала мои влажные волосы на голове, сжала их и потянула, пока моя спина не выгнулась, а грудь не оторвалась от кровати.
— Это действительно то, чего ты хочешь? — спросил он, уткнувшись носом мне в шею.
— Я хочу тебя всего, Лино. Всегда хотела. Мужчину, монстра и все, что между ними, — выдохнула я, когда его пальцы пробежались по моим скользким складкам.
— Такая чертовски мокрая, — простонал он, вводя палец в меня и обратно. — Ты думаешь, что заслуживаешь кончить? Ты позволила ему прикоснуться к себе. Позволила ему положить руки на то, что принадлежит мне. Мне плевать, если это была только твоя талия. Ни один мужчина не прикасается к тебе, кроме меня, ты поняла? — прошипел он, и я попыталась кивнуть. Когда его палец высвободился из меня, я застонала от потери.
А потом его рука с силой шлепнула меня по заднице.
— Черт! — Вскрикнула я, вздрогнув от боли. Его рука погладила разгоряченную плоть, потирая ее, как будто он мог запечатать болезненный жар, распространяющийся от отпечатка руки, который, как я знала, он оставил после себя.
Он повторил это, ударив по другой ягодице еще более сильным шлепком, который я почувствовала всем своим существом. Жар вспыхнул во мне, распространяясь по моему и без того влажному центру, и я почувствовала, что сойду с ума от похоти.
— Ты поняла меня? — спросил он, и даже когда он потянул меня за волосы чуть сильнее, в его голосе прозвучала нотка неуверенности.
— Не знаю, — прошептала я. — Мне кажется, ты выразился не очень ясно, Лино.
Он замер, полностью замолчал, услышав мои слова, и на мгновение я подумала, что, возможно, надавила слишком сильно. Возможно, я надавила слишком сильно, слишком быстро. И тут его рука снова опустилась на мою задницу, и снова, и снова в безумном движении.
Я подумала, смогу ли я сидеть на следующий день, но мне было все равно. Не тогда, когда его рука, наконец, отпустила мои волосы, чтобы он мог провести обеими руками по коже моей задницы. Я рухнула лицом на кровать, наслаждаясь его ощущениями, когда он гладил кожу, доводя до крайнего возбуждения.
— Войдя в комнату и обнаружив на тебе руку другого мужчины, ты хоть представляешь, что это со мной делает? Что мне это напоминает? — прорычал он.
— Нет, — выдохнула я, отстраняясь, когда он скользнул пальцем внутрь меня.
— День, когда ты заставила меня проводить тебя к алтарю, чтобы выйти замуж за другого мужчину, vita mia. В тот день ты мучила меня так, как никто другой. Ты была моей ещё до того, как поняла, что это значит, и ты заставила меня отдать тебя. — Грубые эмоции, прозвучавшие в его голосе, заставили меня всхлипнуть, заставили меня почувствовать, насколько это было жестоко и несправедливо, если он действительно хотел меня так, как я хотела его.
Я любила Коннора. Мне нравилось обещание жизни, которую, как я думала, он мог дать мне, но даже в день моей свадьбы был момент, когда Лино впервые увидел меня в платье, и я подумала, каково это, если бы он ждал меня в конце прохода.
— Мне жаль. Мне так жаль, что я так с нами поступила, — призналась я, застонав от сладкой муки, которую его палец причинял моей киске, отчаянно желавшей большего.
— Не извиняйся, vita mia. Ты теперь моя, и это все, что имеет значение. Пока ты помнишь, что ты моя, и никогда больше не позволишь другому мужчине прикоснуться к себе, — предупредил он, и я кивнула, бормоча в знак согласия, что меня никто не тронет.
— Никто, кроме тебя, мой Жеребец. Пожалуйста, — умоляла я, двигая бёдрами назад. Когда он подчинился и скользнул своим членом внутрь меня, я застонала от облегчения.
— Блядь, Самара, — простонал он, хватая меня за бедра и притягивая назад, чтобы проникнуть глубже. — Никто не прикоснется к этому. Это мое, и я не буду… — Он врезался в меня, сильно, быстро, глубокими толчками, от которых у меня перехватило дыхание, даже когда я закричала. — Никогда. Делиться. Этим.