«Мы обязаны вверять своих детей только таким учителям, которые отличаются чистотой нравов и мудростью. Но законодатель не удовлетворяется такой предосторожностью и точно обозначает час, когда свободнорожденное дитя должно отправляться в школу и возвращаться оттуда. Закон, оберегая детей от хождения по улицам в потемках, запрещает учителям и начальникам училищ открывать школу до восхода солнца и закрывать их обязывает до заката. Для участия детей в празднествах Вакха закон устанавливает возраст не менее 14 лет, т. е. возраст наступления зрелости. По мысли законодателя ребенок должен получить хорошее воспитание и дать полезного отечеству гражданина. Но если природные свойства с самого начала испорчены порочным воспитанием, то, выросши, дети могут превратиться только в испорченных граждан, подобных Тимарху. Законодатель установил еще одну меру, имеющую целью защиту детей, — я разумею закон о проституции. Установлены самые суровые наказания за проституирование свободнорожденного ребенка или женщины. Что еще существует у нас в этом отношении? Существует еще закон об изнасиловании, — выражение, объединяющее всевозможные преступления этого рода. Закон гласит совершенно определенно, что всякий, кто тяжко оскорбит (растлит, купит для своих удовольствий) ребенка, мужчину, женщину, свободнорожденного или раба, всякий, кто воспользуется другим человеком для преступных наслаждений, подлежит телесному наказанию».
Далее, Эсхин напоминает судьям закон против мужчин, которые сами занимаются проституцией; закон этот гласит: «Кто из афинских граждан занимается развратом для удовольствия других, не может быть избран в число архонтов; он не может быть жрецом, не может выступать на суде, не может быть должностным лицом ни в городе, ни вне его, ни по жребию, ни но избранию, он не может быть вестником или послом на войне. Он лишен права участия в сенате и права голоса в народном собрании». Все эти предосторожности, принятые законодателем, показывают, как сильно было тяготение греков к противоестественному пороку. Действительно, несмотря на всю суровость законов, Афины почти в такой же степени прославились своей педерастией и педофилией, как Коринф своими трибадами. Аристофан всвоей написанной против Сократа комедии «Облака», говорит: «Прежде мальчикам разрешалось приходить в театр только в длинном, доходящем до ляжек платье, которое не показывало бы посторонним ничего нескромного; вставая, он никогда не забывал позаботиться о том, как бы не обнажить какой-либо часта своего тела и не вызвать этим в ком-либо желаний». Греческие историка рассказывают, что вблизи гимназий и палестр нередко находились лавочки цирульников, pogonokouureion, парфюмеров, muropoleia, менял, trapedzai, ремесленников, ergateroi, a также бани, balaneia; все эти заведения служили для свиданий активным и пассивным педерастам. Судя по речи Эсхина, педерастия и содомия практиковалась публично в глухих и отдаленных частях города, а особенно на площади Пникс, расположенной перед Акрополем. Этот порок за который в Спарте, по свидетельству Платова и Ксенофонта, подвергали бесчестию, изгнанию и смерти, далеко не везде встречал подобное отношение; так в Эолии и Беотии он не только допускался, но вполне признавался законом. Порок этот был настолько распространен в Халкиде, Эвбее, Хиосе и на островах Архипелага, что названием этих местностей иногда пользовались для образования синонимов глагола paiderastein, заниматься содомией. По Розенбауму, греки видели в педерастии не более, как необычную страсть, особую форму распущенности, akolasia. Для некоторых педерастов находили, быть может, доводы, которые как будто даже оправдывали их странные вкусы, и в подобном способе наслаждения видели не более, как средство утолить страсть, нечто вроде figura veneris, которая приближалась к онанизму. Но по отношению к пассивному педерасту подобного оправдания не было, потому что тогда еще не знали, что prurigo ani impudicus является физической причиной пассивной педерастии. По-видимому, на пассивных педерастов смотрели как на людей, поддавшихся болезненному влиянию извне.
Противоестественные отношения встречались не только среди низших классов, но также среди аристократии. Одна гетера, по имени Нико, известная ироническим направлением своего ума, беседовала однажды с Демофоном, «мальчиком» Софокла. Демофон попросил у нее позволения удостовериться в том, что она сложена как Venua Callipyge. «Какое ты хочешь сделать из этого употребление, презрительно спросила его гетера: не нужно ли тебе это для Софокла?»