По сути, к концу 30-х гг. XX в. социалистическое государство воссоздало в бывшем Петербурге целый слой трущобных жителей с присущими ему привычками и нравами. Пьянство, азартные игры, воровство — характерные черты быта ленинградских рабочих общежитий, — конечно же, были неотделимы от половой распущенности. Она усугублялась невозможностью решить сексуальные проблемы посредством брака в условиях жилищной нужды. Опрос молодых рабочих, проведенный в Ленинграде в 1934 г., показал, что многие из них не женятся именно из-за отсутствия комнаты. Думается, что все эти факторы отнюдь не способствовали сокращению внебрачных, случайных связей в среде «передовой пролетарской молодежи». В 1933 г. бюро Ленинградского городского комитета комсомола вынуждено было принять специальное решение о борьбе с венерическими заболеваниями среди рабочей молодежи. В постановлении предлагалось «привлекать отдельных комсомольцев к комсомольской ответственности, а также к уголовной за половую распущенность», а кроме того, «особенно усилить борьбу с половой распущенностью в общежитиях промышленных предприятий»[336].
Это, конечно, косвенные, но достаточно красноречивые свидетельства фактов «свободной любви» весьма специфического толка, довольно невысокого уровня морали в области интимных отношений части молодых ленинградцев в 30-е гг. Примерно с 1932 г. в городе резко подскочило число правонарушений, совершаемых несовершеннолетними. С 1928 по 1935 г. количество задержанных малолетних преступников в возрасте до 18 лет выросло более чем в четыре раза, заметно превысив показатели предыдущего десятилетия[337]. Подростки чаще всего попадались на кражах, но и к половым преступлениям «беспризорники 30-х гг.» имели самое непосредственное отношение. Лица, совершавшие групповое изнасилование, в эти годы уже не становились объектом всеобщего внимания в отличие от небезызвестных «чубаровцев» по причине типичности этого вида преступлений для жизни социалистического Ленинграда.
По данным секретных сводок, поступивших в Ленинградский обком ВКП(б) из управления милиции города, летом 1935 г. в Нарвском районе группа подростков, частично состоявшая из беспризорников, частично из местной фабричной шпаны, систематически совершала изнасилования несовершеннолетних. В 1936 г. такие случаи имели место в Кировском районе. В 1937 г. в парке Ленина, там, где до революции размещался своеобразный «рынок» проституток, и на пляже у Петропавловской крепости было зафиксировано 9 групповых изнасилований[338]. Преступники, совершавшие подобные действия, как правило, отличались особой циничностью, вопиющей безнравственностью, жестокостью. И это были люди, которые не только сформировались в послереволюционный период, многие из них родились при Советской власти. Известный врач Л. М. Василевский, и до революции, и в начале 20-х гг. активно занимавшийся изучением норм сексуальной морали молодежи, справедливо подметил, что «…половой разврат — родной брат постоянных армий и казарменного строя»[339]. Думается, что и сталинский социализм с его фетишизацией общественного образа жизни и нищенством большинства населения таил в себе и беспорядочность интимных связей, и половую распущенность.
Вероятно, это понимали и руководители властных структур, но разбираться в причинах подобных девиаций в среде молодых представителей самого передового класса общества они не считали необходимым. Более легким путем покончить с ними казался очередной натиск сторонников социалистического аскетизма. Одновременно он должен был облегчить подавление нормальных сексуальных потребностей, которые, как считалось, могли отвлечь человека от сосредоточения на проблемах построения социализма. Педагоги и философы типа А. Б. Залкинда изыскивали всевозможные доказательства необходимости угнетения естественных человеческих чувств, настойчиво пропагандируя «…колоссальные возможности советской общественности в области сублимации эротических потребностей». Действительно, комсомол, названный А. Б. Залкиндом «великолепным сублимирующим средством»[340], строго следил за сексуальной моралью своих членов, нормы которой в обязательном порядке должны определяться производственной сферой. Комсомольская печать настойчиво рекламировала поэзию, рассматривавшую «вечные вопросы с точки зрения пролетарской идеологии». Высоко оценивались, например, далеко не самые удачные стихи молодого ленинградского поэта А. Решетова, в которых любовь воспевалась «…не идеалистически, не как самодовлеющее чувство, а как связь на основе дружной работы в коллективе»: