Баринов вынул из кармана дорогой телефон Vertu и набрал номер.
– Привет, Бальзамов, – сказал Баринов своему невидимому визави.
Ланочка ковырялась ложечкой в креманке и невольно прислушивалась теперь к разговору, который так неожиданно прервал их доверительное общение.
– Слушай, Бальзамов, ты ведь кругом, с какой стороны ни посмотри, мой вечный должник…
Баринов вальяжно расхохотался, услыхав в трубке какой-то остроумный ответ своего далекого собеседника.
– Бальзамов, я бы мог простить тебе несколько твоих грехов и долгов, если бы ты взял бы теперь к себе одну мою протежей. Я тебе тогда и последнюю твою гадость прощу и писать про нее не стану… У меня есть одна питерская девчонка…
Лана вздрогнула, понимая, что речь идет именно о ней.
– Ты вроде бы на Кубу собираешься? Возьми мою девочку в команду безо всяких там кастингов-шмастингов, и считай, что мы с тобой на сегодня в расчете… Что?
Почему я хлопочу? Да дочка она моя… Незаконнорожденная… Ну и ладушки… – Баринов повернулся к Лане, убирая в карман свой мобильный телефончик: – Хочешь поехать на Кубу в телевизионном шоу сниматься? У меня на телевидении знакомый один продюсер есть, он согласен.
– Меня? – поперхнувшись и едва не задохнувшись, переспросила Лана.
– Тебя, а кого же? – хохотнул Баринов.
– А как же университет? – засомневалась девушка.
– Ну, ты ведь не парень, тебя ведь в армию не возьмут этой осенью. А после дебюта в популярном телешоу тебя в любое театральное училище возьмут, это я тебе обещаю, или в МГУ на факультет журналистики, это запросто…
В глазах у девочки загорелись огоньки.
Телевидение, Куба, факультет журналистики…
– А как же Надя?
– А Надя твоя пойдет учиться на милиционера, – ответил Баринов, поднимаясь из-за стола.
Глава 2.
Subject two
Утро выдалось солнечным.
Но в голове было пасмурно.
Бальзамов страдал похмельем.
Эх, где те годы молодые, когда утром после вчерашнего можно было выпить бутылку пива, закурить сигарету и спокойно пойти на лекции?
Эх, когда они были молодыми, когда Бальзамов жил на Васильевском острове на улице Кораблестроителей и ездил в университет на трамвае, так медленно тащившемся по кривым и неровным рельсам, раскачиваясь, словно это был не трамвай, а пароход… И вечно опаздывая, Бальзамов сходил на углу Первой линии и там, повернув направо, шел в сторону Невы до своего родного журфака. Шел, слегка ссутулившись, приподняв воротник… Всегда без шапки, даже в сильные питерские морозы. Во какое здоровье было у Бальзамова! И в любые сильные морозы ходил всегда в курточке из тонкой армейской плащевки. Курточкой своею Бальзамов тогда очень гордился. Раритетная такая курточка у него была – настоящая "морская пехота", без подделки. И даже с фамилией реального американского солдата, который в ней когда-то ходил, неся службу скорее всего где-нибудь в Европе. Где и продал эту куртку какому-нибудь фарцовщику из Венгрии или Польши.
Бальзамова девчонки любили за эту курточку. Тогда как раз на кассетах пошел ходить по городу фильм – "Рембо. Первая кровь". Красивый итальянец Сталлоне в курточке американского морского пехотинца – он всем сразу стал бесконечно мил.
И когда девчонки-первокурсницы, приехавшие из провинции, громко шептали друг дружке, округляя глаза и дергая друг дружку за подолы, – гляди, Катька, Сталлоне, гляди, Катька, Рэмбо идет, Бальзамов с удовлетворением понимал, что эти дурочки из Киришей и Волховстроя уже готовы отдаться ему. Только за то, что на нем такая курточка.
А теперь то вот с похмелья, да по морозцу, разве поехал бы он в трамвае на работу?
Или в мороз десятиградусный вышел бы он теперь в такой курточке на рыбьем меху на улицу?
Эх, где она, молодость?!
Теперь если с похмелья не попить теплой ряженки да не покушать потом свеженького картофельного пюре, а сразу, как в студенческие годы, закурить натощак, то точно – через полчаса придется на реанимационной амбулансе с фиолетовой мигалкой на Сухаревскую, в Склифосовского…
А раньше…
Эх…
Приходили с похмелья в универ, собирались возле расписания аудиторий, что возле деканата, и шли на волю – прогуливать занятия. Разменивать безразмерное молодое здоровье своё.
Шли в пивбар…
В "Пушкарь"…
Или на Невский, сбоку от Казанского, там такой пивбар был с условным подпольным названием "Очки"…
Теперь и пивбаров-то таких уже нет.
И пива такого уже нет.
Сейчас пиво лучше чем тогда было. Нынешним в этом плане повезло. А нынешние куда ходят? Или вообще никуда не ходят? Они, может, и не прогуливают занятий?
Ха!
Говорят про этих молодых, мол, какое поколение хорошее! Все уже на первом-втором курсах уже работают. А на четвертом – пятом все уже разобраны по фирмам.
Знаю, знаю, как они работают.
Особенно девочки.
Передним местом они работают.
И ротиком тоже.
Уже с первого курса.
Ладно.
Надо теплой ряженки попить, да звонить редакционному шоферу Коле, чтобы машину подавал.
2.
Некоторым мужчинам встречаются так называемые роковые женщины, из-за которых разрушаются семьи, ломаются карьеры, проматываются состояния, идут прахом родительские дачи и квартиры…
А некоторым, таким как Бальзамов, наоборот, встречаются женщины, которые делают им карьеры, поднимают их из грязи в князи, щедро наделяют своих любовников богатством.
У Бальзамова таких женщин было три.
Первой была Мама-Люба с питерского телевидения, которая его – желторотого пацана Димку – сразу из универа взяла в редакцию новостей и сделала чуть ли не звездой питерского экрана. Правда потом, разочаровавшись в своем протеже, Мама-Люба едва не загубила ею же созданную карьеру. Но Дима вовремя в Москву убежал.
А уже в Москве встретил он свою вторую сахарную маму.
Эллу Семеновну.
С Эллой Семеновной Бальзамов повел себя куда как осторожнее.
Дима достался второй сахарной маме уже ученым. Опытным в сложных любовно-деловых отношениях.
I've got a woman,
I've got a woman,
She`s good to me,
Oh, yeah!
She gives me money
When I `m in need,
She is a best friend – indeed!
I've got a woman,
I`ve got a woman,
She`s good to me…
Когда спустя столько лет Бальзамов вспоминал теперь Эллу Семеновну, на ум ему приходила мелодия этого блюза и эти строчки циничной негритянской "лирики" Рэя Чарлза…
У меня есть женщина,
У меня есть женщина,
Она добра ко мне,
О да!
Она дает мне деньги,
Когда мне надо,
Она настоящий друг!
У меня есть женщина
Она добра ко мне…
Да, Элла Семеновна была добра к нему. Даже слишком добра.
Это она дала Бальзамову и работу в Москве, и постоянную прописку. И с людьми влиятельными познакомила-свела, сделав Бальзамова своим среди обитателей дач в Усово, Рублёво и Ильинском.
Приезд Бальзамова в Москву и его этакое наивно-простодушное желание просто так,
"с улицы", устроиться на работу на телевидение в Останкино, куда и не каждого-то коренного москвича с протекцией берут!
А этот, наивный… Взял да и приехал в Москву, да без блата, да без звонка от влиятельных людей…
Наивный.
Прямо на том же вокзале, на который прибыла его "Красная стрела", пересел на электричку, доехал до платформы "Останкино", а оттуда пешком. До самого комплекса АСК-1, что на улице Академика Королева.
Пришел и из вестибюля принялся названивать в отдел кадров, чтобы ему пропуск заказали.
Вот там смеху-то было – в отделе кадров!
Кабы молодой наглый парнишка из Питера просился бы на работу дворником, шофером, рабочим-осветителем, декоратором, электриком или грузчиком, его бы, может, и не подняли на смех, а наоборот, тут же взяли бы на работу и даже без прописки.