А потом и главный приз, ради которого Бальзамов и подался в проституты.
Этим главным этапом их отношений должна была стать работа Димы на телевидении.
Эля была умной женщиной.
И она сама озвучила это условие.
Она не стала унижать себя, потому что если бы Дима сам произнес это слово – ТЕЛЕВИДЕНИЕ, то правила были бы нарушены, и вся игра была бы испорчена.
Поэтому Элла сама сказала это.
Через несколько лет ты будешь работать на телевидении.
И она сделала так.
Эля не допускала никаких измен.
Как дрессировщицы присматривают за своими тиграми, так и она контролировала своего маленького проститута, проверяя километраж на спидометре его автомобиля, принюхиваясь к Диминым запахам, проверяя мобильный телефон и записные книжки.
Она не гнушалась даже порой пошарить в карманах его пиджаков и джинсов, покуда Дима принимал ванну.
Лишь один раз она уличила его.
Запахи чужих духов в машине, презервативы в заднем кармане его черных джинсов…
Пять раз повторяющийся вызов номера некой Наташи в памяти его мобильника… Элла взяла на себя труд и проверила этот номерок по компьюторной базе данных. Номер сети Билайн принадлежал некой Наталье Максимовне Шиловой, москвичке восемьдесят третьего года рождения.
Элла ничего не сказала Бальзамову, дабы не унижать себя.
Не хватало еще разыгрывать банальную и унизительную сцену ревности, словно в дешевом сериале. Стареющая дама ревнует своего юного любовника.
Элла Семеновна вела себя гораздо умнее.
Убедившись в неверности своего маленького проститута, она не дрогнувшим голосом известила Диму, что ждет гостей из Нижнего Новгорода, и его однокомнатная квартирка, естественно, зарегистрированная на Эллу Семеновну, понадобится ей для размещения этих гостей, а "маленький" покамест переедет в гостиницу "Спортивная", где номер снят и оплачен на две недели, до четверга. Да, и машину – тоже, естественно, купленную на имя Эллы – тоже надо отдать гостям из Нижнего…
Дима был не дурак.
Он тут же понял, что у него есть две недели, чтобы вымолить прощение.
И он смог.
Но как она отыгралась потом на нем, как отыгралась… Истоптала остатки его самолюбия.
Она не унизила себя ложью, недостойной госпожи. Из Нижнего действительно приехали гости.
И это был не молодой любовник, который, по примитивному сценарию примитивно мыслящего сценариста, мог бы сменить неверного маленького проститута.
Из Нижнего приехали подруги Эллы Семеновны – её однокашницы по институту народного хозяйства имени Плеханова. Сорокапятилетние бухгалтерши Маша и Вика.
Обычные провинциалки, выглядевшие в свои сорок пять чисто по-советски, по-брежневски – на все пятьдесят восемь.
И она заставила его плясать перед этими старыми дамами.
Изображать стриптиз.
А они пихали деньги ему в трусы.
Таковым было назначенные госпожой наказание.
Эля, естественно, не сказала Маше и Вике, что Дима ее друг и любовник, с которым она сожительствует уже почти год. Но когда она устраивала подружкам прощальную вечеринку у себя на квартире, когда женщины уже изрядно выпили и пришли в восторженно-эйфорическое состояние, Эля вдруг предложила, не вызвать ли стриптизёра? Что нам, слабо? Или мы не в современной Москве живем?
И она позвонила Диме Бальзамову.
И он плясал перед старыми пьяными женщинами.
А они хохотали и требовали раздеваться догола.
Это было унизительно.
Это было противно.
А Эля…
А Элла Семеновна сидела немного сбоку, немного поодаль, и глядела, как ее подружки по институту, войдя в раж и отбросив стыд, наперебой засовывают ее Диме Бальзамову долларовые десятки и двадцатки в позорные стриптизерские трусы-стринги…
– Ну все! – хлопнув в ладоши, вдруг оборвала веселье Элла Семеновна. – Нам пора ехать на вокзал, а стриптизер свободен.
Элла достала из сумочки деньги и с деланным пренебрежением оттопырив нижнюю губку, протянула Диме триста долларов.
– Я, может быть, вас еще раз вызову. Вы сегодня хорошо танцевали, мне понравилось, – сказала она поспешно натягивавшему джинсы Диме.
Он ждал до четверга.
И уже начал терять надежду.
А что, если не позвонит?
Неужели придется начинать все с начала? И почти год на Москве потерян понапрасну из-за глупой измены?
Дима уже начал прикидывать в уме, как начинать новую жизнь…
Куда идти работать?
А может, и правда в агентство? Проститутом и стриптизером?
Ведь у него получилось перед этими провинциалками?
Он сосчитал, сколько мятых долларов они тогда ему напихали в трусы. Около ста пятидесяти. Все мелкими – по десятке и по двадцатке. Сотенных там не было. Но был гонорар за вызов – триста долларов. Итого почти пятьсот за вечер. Жить можно, если даже работать через день – через два…
Но вечером в четверг Элла позвонила.
Приезжай.
Ты прощен…
Прощен условно.
Как бывает у заключенных и осужденных – условное освобождение из под стражи.
Ах, как он старался в тот четверг, вылизывая каждый сантиметрик ее истосковавшегося по мужской ласке тела!
И после двухнедельного воздержания, после этого двухнедельного наказания, и главное – после двухнедельного страха оказаться выброшенным на улицу, Дима вдруг ощутил неподдельную страсть к своей госпоже и восхищение ее властью над ним…
– А как ты думаешь, когда граф Орлов, которому дала бы любая шестнадцатилетняя фрейлина, спал с уже немолодой Екатериной, он насиловал себя? Он только изображал страсть или истинно любил царицу? – как-то спросила Диму Элла Семеновна, когда они вместе ездили в Питер и в Русском музее стояли перед портретом молодого графа.
– Я думаю, он ее любил, – ответил Дима.
– Правильно думаешь, – кивнула Элла Семеновна.
А в купе-СВ ночного экспресса "Красная Стрела", когда они ехали назад в Москву, Элла вдруг вернулась к теме юного графа Орлова и немолодой Екатерины.
– Он е…ал ее не как женщину, – развивала свою мысль пьяная от выпитой водки Элла Семеновна, – он е…ал ее, как всю Россию-матушку. Его это возбуждало… В детстве я читала непечатные нецензурные стихи об Екатерине и об Орлове, где были такие строчки: "Ебу твою державу, мать"…
Дима слушал и восхищался своею женщиной.
Да.
Она выведет его в графья.
И вот – вывела-таки.
Элла работала в "Интер-Медиа-Групп" заместителем коммерческого директора.
Она многому научила Диму, рассказывая, как теперь делается телевидение, и кто, кроме государства, заказывает здесь музыку.
– Если отбросить обязаловку, которую навешивает на главные редакции Старая площадь, то всю программную политику теперь определяют рекламные спонсоры и обладатели больших рекламных пакетов, – объясняла Элла Семеновна. – "Интер-Медиа" – это как бы новый идеологический хозяин телевидения, потому как вся реклама покупается и скупается нами как посредником между телевидением и рекламодателями, понимаешь?
Дима понимающе кивал.
– Раньше, когда телевидение было государственным, всю программную политику определяли в идеологическом отделе ЦК, и все программы, даже развлекательные, еще на уровне проекта утверждались на Старой площади у соответствующих секретарей и завотделами. И это было правильно, потому как все деньги, все финансирование телевидения было государственным, а кто платит, тот и заказывает…
Потом появились частные владельцы, финансирующие телеканалы. Березовский, Гусинский, ты слыхал, наверное?
Дима, сглатывая слюну, покорно кивал.
– И новые, частные каналы, или частично частные, частично государственные, стали финансироваться смешанно – и за счет прямых дотаций, либо от государства, либо от частных лиц, и за счет рекламы. А рекламу больше продают тем каналам, которые имеют более высокий рейтинг. А это что значит?