Наверняка в этом молодежном центре понаоткрывали видеосалонов, где крутят ночами эротику и сшибают деньги с молодежи, а в отчетах и реляциях поют аллилуйю перестройке, мол в культурном центре пальмой расцветают творчество и науки.
На всю редакцию была у них тогда всего одна камера "бетакам". И ее всегда давали Димычу. Остальные журналисты выезжали на сюжеты со старинной "пэтээской", состоявшей из целой колонны автотехники. В первом автобусе – передвижная аппаратная со своим оператором и режиссером, тут же и журналисты, операторы, осветители. Во втором – камеры, софиты, кабеля. А третья машина-монстр вообще была передвижной электростанцией, способной напитать электричеством половину такого городка, как Всеволожск… И потом из такой вот "пэтээски" вытаскивали, раскручивали бухты кабелей, которые профи цинично называли "кишками", вынимали камеры на штативах, выставляли свет… Бригада в трех машинах со всеми рабочими, осветителями, электриками представляла собой многочисленную трудноуправляемую банду. На одну подготовку съемок до полутора часов уходило. Морока. А с "бетакамом" бригада Димыча умещалась в одну редакционную "Волгу". Тележурналист Дима Бальзамов, оператор Володя Страхов и шофер Миша Херсонский. Такая, вооруженная наплечным "бетакамом" команда могла любую клубничку заснять. И многие коллеги Бальзамова жутко завидовали его возможностям. Вот какой эксклюзив предоставила ему Мама-Люба. А он ее так и не отблагодарил…
Во Всеволожске они сперва заявились в горком партии.
Так уж тогда было принято.
В отдел агитации и пропаганды – прямо к третьему секретарю товарищу Хвастову.
Бальзамов с самого ещё журфака усвоил, что их, журналистов, все всегда боялись.
И партейцы особенно. Это знание рано стало его развращать, и ему нравилось быть более уважаемым, чем он того заслуживал по своим летам. Нравилось, когда к нему – вчерашнему студенту – выбегал из-за стола пятидесятилетний хозяин города, на ходу застегивая пиджак и изображая при этом крайнюю степень радушия, будто встретил самого дорогого и близкого друга.
– Хвастов.
– Бальзамов.
Партейцы всегда были мастерами ненатуральных улыбок и лживых рукопожатий.
Но и Бальзамов в этом уже начал тогда преуспевать.
– Очень приятно познакомиться!
– Взаимно!
В кабинете просидели недолго.
Хвастов вызвал своего помощника, которым оказался некто Красовский, человек с одутловатым лицом провинциального холуя, страдающего всем набором банальных людских пороков.
– Товарищ Красовский вам все покажет.
Бальзамов хмыкнул, подумав про себя, что за три рубля этот Красовский и письку свою покажет, не покривится.
Сели в редакционную "Волгу", причем на правах местного Ивана Сусанина впереди рядом с шофером уселся одутловатый холуй Красовский.
– Здесь недалеко, городок у нас маленький, пешком за полчаса весь пройти можно.
И правда.
Три минуты истязаний по всеволожским рытвинам, и вот они приехали.
Там он и увидал Милу.
Мила была милая.
Она встречала их на крыльце МКЦ…
Какая поэзия, однако, прям-таки Евтушенко!
Бальзамов сразу сердечно настроился к Миле, хотя бы в благодарность за то, что она не стала скрывать красоту своих ножек под дежурными джинсами.
Оператор Володя Страхов был ей тоже благодарен.
Хоть и не сказал об этом, но его крупные планы Милиных ножек выдали потом эту благодарность на монтаже в аппаратной.
Итак, Мила была милая, и она встречала телевизионную бригаду на крыльце своего Молодежного Культурного Центра.
Страхов сразу вскинул на плечо свой "бетакам", а Дима Бальзамов, увлеченный стройными формами, еще более подчеркиваемыми липнущим от всеволожского ветерка трепетным шелком, немного замешкался, как бы размышляя, то ли просто пожать протянутую руку, то ли склониться к ней и поцеловать…
Но под тяжелым взглядом одутловатого холуя, Дима вздрогнул и ограничился дежурным рукопожатием.
– Это наша комсомольская богиня, – играя роль представителя реальных хозяев праздника, представил Красовский. – Мила Самарина – художественный руководитель и так сказать, арт-директор нашего молодежного центра.
Мила грациозно повернулась на каблуках и, проскальзывая в стеклянные двери, оглянулась, подарив Бальзамову ласковый, завлекающий взгляд.
Внутри уже гремела настраиваемая дискотека.
С оператором Диме повезло.
Умная Мама-Люба и не стала бы посылать на самые главные сюжеты слабую бригаду, где сам Дима-то еще ничем себя не проявил, кроме разве что красивой кудрявой головы да смазливой мордашки. А оператор Стахов был спецом своего дела. Ему не надо было говорить: "Володя, сними это, Володя, возьми в кадр это, Володя сделай план, Володя сделай панораму"…
Володя туго знал свое дело, и Бальзамову оставалось только совать в кадр свою кудрявую головенку и говорить при этом какой-нибудь текст, который всегда заканчивался одними и теми же словами: "С места событий для вас Дмитрий Бальзамов и Владимир Стахов, Второй телеканал"…
Покуда Стахов делал свое дело, беря крупным планом всякие модные приметы времени вроде диск-жокеев за пультом да красивых девчонок на стеклянном, подсвечиваемом лампочками полу, Дима хвостиком ходил вслед за Милой, не сводя глаз с ее восхитительной фигуры. Потом в аппаратной Стахов нарежет из снятого видеоряд на пять минут, а сопроводительный текст они сочинят вместе с Димой, и Дима его начитает, кроме двух-трех кадров, где кудрявая голова Бальзамова будет на фоне МКЦ. Это будут первый и последний кадры сюжета, где в первом кудрявая голова скажет вступление: "Мы приехали в город Всеволожск на открытие Молодежного Культурного Центра на Котовом поле…", а в последнем закончит: "С места событий для вас Дмитрий Бальзамов и Владимир Стахов, Второй канал".
Так что, покуда Дима клеил Милу, работал один Володя Стахов.
Вот он заинтересовался плакатами на стене.
Выстроенные вроде раскадровки некоего комикса, эти плакаты как бы освещали некий моральный кодекс посетителя МКЦ…
Главным персонажем этого комикса, его Суперменом, его Бэтмэном и Человеком-Пауком в одном флаконе был некий человек с серьезным лицом, какие бывают на назидательных политических плакатах, где рабочий говорит "Нет!" израильской и американской военщине. Человек был одет в черный строгий костюм, в каких обычно кладут в гроб, но с большим значком на груди, на котором отчетливо просматривались буквы аббревиатуры МКЦ… На первом плакате этот черный человек с лицом, ассоциирующимся с банальной истиной "не хватайся за оголенный провод", решительным жестом преграждал дорогу модно разодетой группе молодых людей в колоритных шмотках вроде байкерских курток с цепями и с крашеными оранжевым ирокезами на бритых головах. Супермен в немом жесте как бы говорил: "Таким как вы, нет места в нашем МКЦ!" На другом плакате ровно таким же жестом, Супермэн преграждал дорогу группе людей с бутылками в руках. В бутылках была нарисована какая-то зеленоватая жидкость и для верности написано – "водка"…
– Гляди, на Красовского похож, – Стахов шепнул в ухо Бальзамову и подмигнул.
Дима поглядел на плакаты и подумал, что Супермен от МКЦ и правда напоминает инструктора из отдела агитации и пропаганды.
"Ладно, пусть снимает. Вернемся на Чапыгина – вырежем, если что", – подумал Дима.
А покуда его интересовала только Милочка.
Вообще, клеить девчонок, пользуясь своим статусом тележурналиста, было не спортивно.
Слишком легко и просто. Как если бы чемпион по боксу Тайсон пришел к пивному ларьку и принялся бить еле держащихся на ногах похмельных алкашей. Нетрудные это победы.