Я это сказал таким мирным тоном, типа, мне интересно.
Она тоже так, без наездов:
– Данте, "Божественная комедия". Пятую песнь советую прочитать.
Я продолжаю так же мирно:
– Комедия – это хорошо, комедии я люблю. Смешно?
Она лицо умное сделала и погнала:
– Видишь ли в чем дело, смешного здесь совершенно ничего нет. Это комедия не в привычном понимании этого слова.
– А в каком? – спрашиваю. – Комедия – она комедия и есть! "Американский пирог",
"Муравьи в штанах", да и наши тоже комедии прикольные есть.
Тут Русалочка засмеялась. Мне это очень не понравилось, но я сдержался.
– Эх, Серый-Серый! Сейчас я тебе объясню. Комедия – это жанр, он идет из Древней Греции. И вот как сам Данте писал: комедия – всякое поэтическое произведение среднего стиля с устрашающим началом и благополучным концом, написанная на народном языке, а трагедия – всякое поэтическое произведение высокого стиля с восхищающим и спокойным началом и устрашающим концом. Данте жил в средние века и пользовался средневековой терминологией. Сейчас эта терминология изменилась.
Вот ни хрена я не понял! Да и какой нормальный пацан понял бы на моем месте?
– Дай-ка мне, я сам разберусь, чё там за фигня – сказал я.
Она мне передала книжку, этого, блин, долбанного Данте. Я взял, открыл. Первая часть называлась: "Ад".
Ну ад, так ад. Типа Хелловин, это я понимаю. Это, может, и смешно, смотрел я как-то комедию про Хэллоуин, ничего, прикольно. Я открыл эту песню номер пять и прочитал:
Здесь ждет Минос, оскалив страшный рот;
Допрос и суд свершает у порога
И взмахами хвоста на муку шлет.
Это мне понравилось! Про хвост, про муку – прикольно. Я спросил:
– Так это ж, типа, хоррор, а ты мне – комедия! Чё за дела?
Русалочка снова прикалываться начала:
– Эх Серый-Серый! Ну, я же тебе объяснила! Нельзя же так все примитивно понимать.
Ты возьми почитай, а потом мы с тобой поговорим. Предисловие прочитай сначала.
Тут уж я не выдержал, бросил эту идиотскую "комедию" и сказал, конкретным таким тоном:
– Ты чё, блин, оборзела?! Кто примитивный? Я?
Русалочка сразу замолчала, улыбаться перестала, книжечку свою схватила, скисла, короче.
– Ты, блин, лапа-цыпа! Ты чё мне мозги компостируешь? Чё я, не разбираюсь, где хоррор, где боевик, а где комедия!? Слушай сюда! Вот это вот, – я ткнул пальцем в ее книжку Данте. – Вот это, блин, никакая не комедия, а хоррор, или ужастик.
По любому, как тебе нравится. Но не комедия! Если ты это считаешь комедией, то лечиться тебе надо. Поняла? Чё я, не прав?
Русалочка, понятно, что не нашлась, что ответить. Я ж ей все конкретно объяснил, одной фразой.
Короче, обломил я ее с этим Данте. А тут еще Моцарт! Да я б не возникал, если бы мне давали слушать шансон, все по понятиям, но этот Владислав сказал: "шансон – не формат!". А Моцарт, значит, формат! Короче, я бы точно выкинул диски с Моцартом! В унитаз бы точно спустил! Хорошо, что Танька-Шапочка вмешалась, сказала этой овце, Русалочке, чтобы выключала своего Шмоцарта! Я ее поддержал:
– Тут, блин, даже слов нету! Какой лохушкой надо быть, чтобы слушать песни без слов!? Я понял, шансон, нормальные вещи тут не катят – не формат. Но, блин, чё уж без слов-то песни слушать? Пусть уж эта долбаная Шакира поет.
Короче, я обломил эту овцу в очередной раз! Выключили Моцарта, поставили то ли Шакиру, то ли Бритни, то ли Агильеру. Я в них не разбираюсь. Но по любому, они уж лучше Моцартов всяких, да и телки красивые, уж это точно.
Я для чего это рассказываю? Да чтоб пацаны поняли, как эта овца Русалочка и козел Карабас меня достали! Особенно когда на французком при всех базарить начинали! Это ж какими уродами надо быть, чтоб на французском говорить? Чё, русского, не знают, что ли? А Карабас все умного из себя корчит, девчонкам все чего-то философское впаривает. Короче. Нервная обстановка, понимать надо. Полная запара! Да еще этот чмошник Бармалей под ногами путается! Как только я базар заведу с Белоснежкой серьезный, о том, когда уже она всех из спальни выгонит и я смогу ее просвятить по части нормального, конкретного секса, этот чмумоход сразу подваливает со своими тупыми шутками. Ну, он на постоянку гонит одно, про то, что у меня голова сплошная кость. Кость, не кость, а бицепсы и трицепсы у меня побольше будут, чем у Бармалея с Карабасом вместе взятых. …
3.
Мария Витальевна боялась покуда садиться за руль, потому как и в Москве-то она не ощущала себя первоклассным водителем, а здесь все наоборот, шоферское место справа, машины едут по левой стороне, так недалеко и до беды, все можно перепутать, растеряться и в аварию угодить.
Поэтому Мария Витальевна предпочитала перемещаться по городу или на машине посольства с водителем, или на такси.
Город Марии Витальевне понравился.
Чистый, ухоженный и даже, если можно так выразиться, экологичный.
Правда, бывала Мария Витальевна только в районах, рекомендованных для посещения, очерченных сотрудником посольства. Он провел с Марией Витальевной ознакомительную беседу сразу по ее прибытии в Канберру.
Но там где она теперь бывала, ей нравилось.
Пальмы, фонтанчики, бассейны, зеленые лужайки…
Больше похоже на город-курорт, чем на столицу крупного государства.
С Энн Мария Витальевна познакомилась в музыкальном магазине фирмы Вёрджн.
Это был огромный магазин, занимавший три этажа, и Мария Витальевна провела в нем почти полдня, искала диск, который никак не могла найти в Москве, – "Сороку Воровку" Россини, записанную в Ла Скала с Розеттой Пиццо, поющей Нинетту и с Анжело Ромеро в партии Фернандо.
Диск этот Мария Витальевна не нашла, но вместо него накупила два десятка других: все увертюры любимого Россини, потом Первый концерт для фортепьяно с оркестром Чайковского, потом Шестую симфонию Чайковского, потом хорошее издание "Волшебной флейты" Моцарта с Карояном за дирижерским пультом, потом еще массу австралийской попсы, начиная от Джейсона Донована и кончая красоткой Кайли Миноуг.
Здесь же, в Вёрджн, Мария Витальевна нарушила сразу два правила жены сотрудника посольства, которым учил ее муж…
Не знакомиться в общественных местах.
И не принимать приглашения подвезти.
Но Энн Дивенлоу была такой милой и приветливой!
Они познакомились, выбирая диски с классической музыкой.
Разговорились.
Энн очень обрадовалась, когда узнала, что Мария Витальевна русская из Москвы, она догадалась по акценту. Выяснилось, что Энн тоже бывала в России, работала там в посольстве Австралии помощницей пресс-атташе.
Потом Энн предложила подвезти Марию Витальевну до посольской виллы, а по дороге затащила ее в ресторанчик, предложив отведать настоящего акульего бифштекса с кружечкой австралийского пива.
Через пару дней Энн и Мария Витальевна уже были лучшими подругами.
Они обе обожали Чайковского и Россини, они обе любили играть в теннис и кататься верхом, они обе любили французские комедии и английскую литературу.
А когда Энн сказала Марии Витальевне, что Ивлин Во и Сомерсет Моэм ее любимые писатели, сердце Марии Витальевны было окончательно покорено. ….
В редкой дружбе не бывает табуированных тем, а лучшее средство преодолеть табу – это собственная доверительность.
Естественность, с какой Энн Дивенлоу поделилась своим сокровенным, буквально обезоружила Марию Витальевну.
– Это твой сын? – спросила Мария Витальевна, когда после стаканчика "маргариты" подруги принялись за ритуальный просмотр альбомов с семейными фото.
– У меня нет детей, – ответила Энн и как бы смутившись, призналась. – Это Генри, он мой друг.
Мария Витальевна помолчала, разглядывая фото юноши, приблизив его к близоруким глазам.