Чем он думает? У них же все идет к тому, что вот-вот они в постель запрыгнут.
– Слушай, – спросила я у Нежки. – Ты ничего не замечаешь между этими двумя?
– Кем? – переспросила Нежка. Ну совсем дура! Вообще, кроме своего Бармалея, ни фига не видит.
– Ва-ау! Ну ты даешь! Между Алкой и Бабасом!
– Да не знаю. Ничего особенного. И так же ясно было, что они друг к другу неравнодушны.
– Слушай, ну неужели эта Алка может казаться сексуальной.
– Да не знаю я! Не знаю! – заладила как дура Нежка. – Я ж не парень, чтобы знать сексуальная она или нет. Как мне кажется, она очень симпатичная. Вот и флаг им в руки.
Очень мне все это не нравилось… Но ни фига не поделаешь… Остается только ждать, когда Барабасу эта Русалка надоест. То, что она при камерах в постель с ним все-таки не запрыгнет, мне кажется очевидным…
ГЛАВА 12
1.
Утром, проснувшись с сильного похмелья, Борщанский-старший подумал, что теперь ему настала пора жениться и завести детей.
Самая пора.
Когда он был студиозом, когда учился на младших курсах университета и когда ему приходилось с утра тащиться на лекции, каким несчастным он тогда считал себя! И как он себя жалел! И мечтал стать таким крутым, иметь такую должность и работу, чтобы никогда не надо было таскаться в офис к девяти.
– А вообще, человек в своей жизни обязательно обретает то, о чем мечтает, – со скрипом ворочая пропитанными виски мозгами, думал Борщанский.
И иметь детей – эта идея воистину достойная похмелья.
Только с похмела эрекция на деторождение и затачивается!
С жалкою ухмылкою, от боли в голове, Борщанский подумал, что семя инстинктивно просится наружу, чуя предгибельное состояние организма. Поэтому-то с похмелья и хочется неосознанно заняться продолжением рода. Это как у окольцованного по коре дерева – все соки в семена!
Борщанский прошлепал босиком в холл.
На стеклянном столике с колёсиками стояло несколько бутылок. Борщанский взял высокую с красной этикеткой, на которой весело вышагивал куда-то англичанин в цилиндре и белых лосинах… Поставил "Джонни Уокера" на место, взял стакан, налил боржома.
Пузырьки углекислоты ударили в нос…
Завести детей?
Именно!
Новых.
Как цыган из анекдота, который глядя на грязных, немытых детенышей своих, задается вопросом: этих отмыть или новых сделать?
Иван…
Ивана отмыть?
Уже не получится.
Иван всё ему выкатил – все счета, все претензии, все обиды свои.
А как же быть с заповедью: чти отца своего?
Борщанский налил еще немного боржома.
Надо…
Надо бы жениться.
Уже сорок два.
Генералы царёвы в этом возрасте самыми презентабельными женихами были.
С войн возвращались, обжалованные и пожалованные вотчинами и орденами.
И брали самых молоденьких да породистых.
Суворов вон свою "Суворочку" взял, когда ему за пятьдесят было, а ей едва восемнадцать. Да родил с нею сына Аркадия.
Потом, правда, поручиком уже, Аркадий в походе при переправе утонул. Сам-то генералиссимус Суворов еще жив был…
Так что же держит?
Почему не попытать личного счастья еще раз?
Жениться да стать отцом.
Был один раз плохим отцом, теперь стать хорошим.
Еще говорят, будто плохие отцы потом становятся хорошими дедушками.
Но Борщанскому не хотелось быть дедушкой.
Ему вдруг захотелось быть молодоженом и молодым папашей.
Бывает, случится такая прихоть с сильного похмелья!
Только вот с кем?
Взял и набрал вдруг номер Анны Захаровой.
Подруги покойного Мигунова.
Как не утешить?
А она и не скорбит, поди…
Сейчас трубку снимет, возьму, да и скажу напрямик: давай заведем детей!
2.
Выдержки из дневника участницы риэлити-шоу "Последняя девственница" Русалочки.
Иван лёг ко мне на кровать, и, нырнув головой под простыню, прошептал мне на ухо:
– Давай заведем детей.
Видел бы он мою улыбку!
Но я лежала спиной к нему и улыбалась молча.
И потом, справившись и согнав улыбку, чтобы и голос не выдал моего настроения, я возразила ему, мол, я пришла, чтобы получить приз, а это значит, сам понимаешь…
Иван совсем приник к моему уху и прошептал: "А зачем тебе приз"?
Я повернулась к нему удивленная, ведь мы говорили с ним об этом и не раз.
– Для отца, я же говорила, я хочу заработать этот приз для отца.
И тут Иван сказал: "Твой отец умер". Его похоронили две недели тому назад. …
Исчезновение Алочки-Веры с двух трансляций шоу зрители заметили сразу. И сразу начались звонки. И самое главное – в интерактивной игре, что Алина с Константином Петровичем затеяли в магазине "До-До" на Проспекте Мира, тоже сразу назрел бунт покупателей.
– Да мы на нее самые большие ставки делали! – кричали болельщики.
– Верните нам Русалочку!
– Предъявите народу последнюю девственницу-интеллектуалку!
– Мы хотим Русалочку-Алочку!
– "Норма", кончай халтуру!
Возле магазина даже образовался пикет с плакатами.
И пикетчики грозили пойти в Останкино.
– Верните Русалочку, или хуже будет! – кричали пикетчики.
– Надо что-то делать, – звонил Борщанскому встревоженный спонсор. – Надо вернуть эту Русалку, чтоб ей ни дна ни покрышки, а не то мне всю торговлю в магазинах сорвут, весь план к черту!
Борщанский и без этого звонка знал, что без Русалочки рейтинг передачи сильно покатится вниз.
Но Вера ушла из студии и сказала, что на передачу больше не вернется.
Силой ведь удержать ее никто бы не смог!
Юрист "Нормы" попытался было позвонить Верочке, мол, в пункте "ответственность сторон" есть параграф, по которому Вера должна будет заплатить каналу неустойку в триста тысяч долларов за срыв программы.
Но Вера на это просто и трезво и без слёз истерических ответила, попробуйте-де, попытайтесь только, суньтесь в суд с вашим иском, ни один суд не признает его, потому что форсмажорные обстоятельства более чем… И суд, хоть и бесстрастный, но тоже примет во внимание, что вы не донесли до меня известие о кончине отца. И это еще бабушка надвое сказала, кто кому будет неустойку платить – я вам, или "Норма" мне миллион?
Решили, что пока телезрителям скажут, что Русалочка заболела.
А ушлые желтые папарацци уже роем навозных мух вились возле входа в гостиницу, где "Норма" арендовала студию.
– Ведь узнают Верочкин адрес, что делать будем? Катастрофа! – бормотал Борщанский.
Константин Петрович молча теребил подбородок.
Алина Милявская – та от нервов даже пятнами пошла.
– Ну, уволим мы за бездарность врио нашего, Владислава, – в слух рассуждал Борщанский. – Горю-то нашему это ведь не поможет.
– Её только Иван может уговорить, – отозвался из своего угла Владислав. – А Ивана уговорить можете только вы…
И все посмотрели на Борщанского-старшего.
3.
Мария Витальевна решила показаться специалисту.
Надо же!
Здесь в Австралии – русский врач гинеколог. И какое счастье: этот врач еще и женщина, причем бывшая москвичка, не забывшая еще родной речи и русских обычаев.
На втором приеме они уже сдружились, а на третьем были как родные.
Мария Витальевна к Мире Давыдовне с подарками приехала.
За визит, оно само собой, сто австралийских долларов, но подарки – это уже от чистого сердца по московской привычке.
Мира Давыдовна еще в советские времена была заведующей женской консультацией на Войковской. А в начале горбачевской перестройки, когда все вдруг стали бояться погромов, сын Миры Давыдовны Боря взял ее и перевез сюда, в Австралию. Боря математик и программист, он быстро адаптировался, на ноги встал, женился на местной. И Мира Давыдовна – сперва потихоньку, сперва кабинетик маленький с креслом гинекологическим да с клиентурой исключительно из русских эмигрантов, а потом в гору, в гору, пошли дела. Теперь свой большой кабинет на Кромвелл Лэйн, медсестра, администратор, доктор-ассистент, реклама в газетах, клиентура…