Еще и записочку слёзную под стать моменту пошленькую написать: "В смерти моей прошу никого не винить, кроме сволочи Борщанского и моей бывшей любовницы Анны – последней гадины и паскуды, потому что меня хорошего бросила…" …
Позвонил Верочке.
– Давно не виделись, доча, встретимся? Поболтаем?
Написал Васе Ломидзе записку, что уехал, не дождавшись хозяина, отворил ворота, выкатил свою "Ауди" и порулил в Москву, чтобы успеть подхватить дочку с последней пары.
Сидели в бистро на Маяковке.
Респектабельный мэн и красивая девушка-студентка.
Пойди они в дорогой ресторан, там бы наверняка подумали, что это сладострастный папик с юной любовницей, или босс с секретаршей.
Про хорошее испорченный телевидением народ никогда не подумает.
Во всем виноват Комиссаров.
– Как учеба? Как подружки?
Мигунов знал многих Верочкиных подруг и всегда живо интересовался их делами.
– Как ты, папа? Тебе сейчас тяжело?
Мигунов смотрел, как дочь ковыряет в креманке свой фруктовый салат. Смотрел и думал: вырастет женщина-врач. Вырастет и папе в старости уколы будет делать…
Преодолевая неловкость, Мигунов заговорил о том, что считал теперь для них с Верочкой и для себя очень важным:
– Ты прости, доча, но я тебе "Пежо" двести шестое обещал, а меня вот с работы сняли…
– Да что ты, папа, не думай об этом, – Верочка протянула руку и дотронулась до его плеча. – Не думай папа, не бери в голову, я что, маленькая что ли? Не понимаю?
Мигунов вздохнул.
– Можно было бы классом ниже машину купить тебе, десятку отечественную что ли, но я даже боюсь тебе предлагать, доча, а "Пежо" за двадцать тысяч мне теперь не по карману.
– Пап, я тебя умоляю, давай прекратим этот разговор, давай лучше о твоих перспективах.
Верочка с любовью глядела на него своими бесконечно добрыми глазами.
"А ведь глаза у нее мои, – подумал Мигунов, – серые с зелёным".
– Ах, доча, – уже вслух сказал он, – какие перспективы? Нету теперь у меня особых перспектив.
– Но ведь без работы-то ты не останешься? – спросила Вера.
– Это смотря без какой работы, – наклонив голову, задумчиво заговорил Мигунов. – Это раньше, при коммунистах, на руководящих работников распространялось правило равноценных переходов. Сняли тебя с директоров треста банно-прачечных услуг – назначат директором департамента школ и детских учреждений. А теперь, доча, у нас капитализм и никто гарантий трудоустройства тебе не даёт.
– Но ведь ты такой талантливый, папа! – с чувством воскликнула Верочка. – Ты обязательно устроишься.
– Ах, Верочка, любовь моя, – тяжело вздохнул Мигунов, – сколько у нас телеканалов? Два десятка… А талантливых мужчин с дипломами журналистов?
Двадцать тысяч человек… Так что не все так просто, доченька моя, не все так просто.
– Но ведь у тебя связи, – робко попыталась возразить Верочка.
– Связи? Связи хорошо работают только тогда, когда ты сидишь в кресле и кому-то нужен, когда по бартеру можешь оказать взаимную услугу, а когда тебя выбросили в мусорку, тогда связи уже не работают…
Они посидели.
Посидели, помолчали.
Потом Мигунов достал-таки конверт и, протянув дочке, сказал:
– Здесь половина твоей "Пежо", пусть у тебя будет. Не могу я совсем без подарка.
Вера покраснела, отодвинула конверт.
– Папа, папа не надо!
Конверт он все же вынудил ее принять.
Сказал:
– Был бы у меня миллион, я бы бросил все, купил бы, доча, домик в Кратово или по Калужской дороге на Десне, не коттедж, а именно домик, летний, даже без удобств, из тех, что в годы моей юности дачами назывались. И писал бы там книгу… А потом издал бы ее на свои деньги, и еще бы писал. И еще… Мне миллиона бы хватило надолго, покуда писателем известным не стал бы… А десять тысяч, доча, они моих проблем теперь не решают…
Потом довез Верочку до дома.
Поцеловал в щеку.
И Верочка его потом поцеловала в угол рта.
– Держись, папка! – сказала Верочка, выпархивая из машины.
Постоял, подождал, покуда она откроет дверь в парадную.
Потом тронул машину и включил погромче радио "Хит".
Так, чтобы басы в колонках его "Ауди" были и постовому милиционеру слышны.
А Верочка, придя домой, снова раскрыла конспект и, увидав там флаер с рекламой нового риэлити шоу, вспомнила про папкину мечту о миллионе…
Девушка, которая через три месяца выйдет из студии, сохранив невинность, получит миллион.
5.
После отъезда Марии Витальевны Иван месяц не ходил в институт.
И кабы не отец, кабы не влияние и связи отца, Ивана бы отчислили за прогулы и несданные зачеты.
Иван и спорт забросил.
Теннис?
К черту теннис!
Ивану было тошно выходить на корт, потому что он сразу вспоминал Марию Витальевну.
Музыка?
К черту музыку!
Потому что каждый нотный сборник, будь то этюды Шопена или сонаты Бетховена, напоминал Марию Витальевну, рояль в ее гостиной, фортепьянные вечера в Большом зале Консерватории.
Месяц он провалялся на диване, изучая атлас Австралии и листая путеводители по Мельбурну и Сиднею…
Он даже трижды звонил в турагентства, узнавал, сколько стоят туры в Австралию.
За двадцать тысяч можно скататься туда на месячишко?
А чтобы пожить там полгодика? Сколько нужно?
Тысяч пятьдесят?
Иван редко ездил в институт на метро.
Но…
Поехал и сразу, по выходе на Студенческой, получил в руки флаер…
Парень, который соблазнит девушку, получит сто тысяч.
За двух девушек – двести и за трех – триста тысяч.
"Получу триста тысяч – поеду в Австралию", – подумал он…
ГЛАВА 2
1.
Обеды у Аркадия Борщанского были расписаны на две недели вперед.
В понедельник в "Славянском базаре" он обедал с Альбертом Владиславовичем, зампредом госкомитета по делам печати, во вторник в "Узбекистане" с Рафиком Ходжаевым, одним из главных рекламных спонсоров канала, в среду в торговом центре "Меркурий" с генералом Томилиным из МВД… И так далее, и так далее.
Секретарша Борщанского строго вела все расписания обедов своего шефа, и если какой-то из них не вытанцовывался по причине каких-либо форсмажоров, сотрапезникам заранее присылались извинения, а иногда даже и подарки в качестве компенсации. Шофер мчался в министерство и передавал бутылочку "Хеннеси Гран Крю" и пару видеокассет с последним сериалом канала "Норма Ти-Ви".
Естественно, за обеды всегда платил телеканал.
На этих обедах делалась политика.
Сегодня шофер вез своего босса в "Балчуг-Кемпински".
Там был заказан столик для встречи с Дульчанским.
Дульчанский был пройдоха каких поискать.
Он работал в Комитете по делам Связи и ведал там распределением разрешенных частот вещания. Именно от него зависело, продлят ли "Норме" лицензию, и именно от него зависело, разрешат ли "Норме" перейти на более мощные передатчики.
Дульчанский был похабником и балагуром.
Любил смачные сальные анекдоты и везде и все сводил к откровенным непристойностям.
– Значит, поменяли формат вещания? – спросил Дульчанский, выслушав новости об отставке Мигунова. – Теперь вместо политики будете порнуху крутить?
– У нас есть проект получше порнухи, – кивнул Борщанский, прикасаясь губами к аперитиву. – Мы риэлити-шоу замыслили учинить, "Последняя девственница" называется.
– Где вы такую дуру найдете? – хохотнул Дульчанский. – Или вы по несовершеннолетним ударить решились?
– Найдем, найдем, Москва большая, – Борщанский жестом руки успокоил своего визави. – Тем более что приз девственнице миллион "убитых енотов", деньги даже для нас немалые.