– С ними всё будет в порядке, – сказала она.
– Как думаешь зарабатывать деньги? – спросил я.
– Найду работу на Аляске, – ответила она. – Ну и соображу чего-нибудь по дороге.
Я подумал, что по дороге будут только грузовики.
Мы доехали до Мендочино, города художников, по большей части совершенно безвестных. Зато здесь не водилось пьяных индейцев. Миновали Мендочино и поехали в сторону Форт-Брэгга, города рабочих.
Ветер свистел у нас в ушах, когда мы переезжали мост через реку Нойо. Хелен допила последнюю банку пива.
– Постараюсь поймать здесь другую попутку, – сказала она.
Я остановил машину.
– Спасибо, – сказала Хелен.
Я подал ей сумку. Хелен вышла, захлопнула дверцу, помахала мне рукой на прощание.
Она принялась голосовать, едва я отъехал. Водители машин и грузовиков должны были видеть её ещё с моста. Она стояла с совершенно безразличным видом, как будто ей было всё равно, кто её подберёт.
В хлам
Я задремал в придорожной канаве. Вернулся из Европы без гроша, теперь добирался автостопом из Нью-Йорка в Сан-Франциско. Прошёл час, может больше. Автомобили с зажжёнными фарами проносились мимо. Некоторые я видел, некоторые – проспал.
Я услышал, как взревел мотор грузовика, когда водитель сменил передачу. Поднялся на ноги, снова пошёл голосовать. Грузовик не остановился. И следующие за ним – тоже. Я снова остался на дороге один.
Снова огни фар. Легковушка? Нет, это был раздолбанный пикап. И он затормозил возле меня.
– Ну, не стой – залазь давай, пока не замёрз, – сказал водитель пикапа.
Я сел в машину. В кабине играла музыка в стиле кантри. Мы ехали по крайней правой полосе, слушали ковбойские песни. Нас обгоняли грузовики; их задние огни уносились вперёд, словно метеоры, исчезали вдали. Водитель пикапа покрутил ручку настройки радиоприемника, потом вернулся на прежнюю волну. Я заметил в окно указатель «Тексаркана». Убедился, что еду в нужную сторону, и снова задремал. Песни в стиле кантри терзали мои уши. Неважнецкие колыбельные. Из-под полуопущенных век я видел задние огни грузовиков, много огней…
– Я еду в Свитуотер, – сказал водитель пикапа.
– Годится, – ответил я.
– Я нефтяник, работаю на буровой. Последние пару недель вкалывал в две смены.
– Похоже, пора немного расслабиться.
– Нажраться в хлам, ты хотел сказать. Я намерен не просыхать, пока не уеду из Свитуотера.
Он отхлебнул глоток пива, затем передал бутылку мне. «Пёрл Лагер». Я тоже сделал глоток, вернул бутылку обратно.
– Мне нравится бурить дырки, – сказал он.
– Может, я тоже когда-нибудь попробую.
– А что, присоединяйся. Пойдём в одну смену.
Наверное, следовало согласиться, но я должен был вернуться в Сан-Франциско. Не то чтобы у меня была назначена дата, какой-то определённый срок. У меня ведь даже не было постоянной работы. Но я должен был вернуться.
Мы проехали мимо месторождения. Мимо уродливых силуэтов нефтяных вышек. В кабине гремела музыка кантри. Мы следовали за красными огнями, но они ускользали в темноту. Водитель пикапа пьянел.
– Нравится мне это. Ты когда-нибудь напивался до полного беспамятства?
– Бывало.
– Служил?
– В морской пехоте.
– Я тоже. Сначала Пэррис-Айленд, потом отправили в Корею. Поганая была заваруха.
– Я пошёл служить уже после.
Взошло солнце. Он наклонил голову, вглядываясь в дорогу налитыми кровью глазами. Затем всё-таки опустил солнцезащитный щиток.
Мы остановились возле придорожного кафе. Мне пришлось как следует хлопнуть дверцей, чтобы она закрылась. Водитель пикапа ввалился в кафе бесцеремонно. Никто не удивился; заведение было как раз для людей его сорта, тут к такому привыкли. Подошла официантка, у неё были рыжие волосы и скуластое лицо. Наверное, кто-то из предков был мексиканцем. Ей было слегка за тридцать. Стреляла глазками, сложила губки бантиком. Я был готов побиться об заклад, что она за милю учует нефтяника с тугим бумажником.
– Чего желаете?
– Стейк и яичницу – для меня и моего напарника.
– Кофе хотите, мальчики?
Мы кивнули.
– У меня есть уютная комнатка в подсобке, – шепнула она. Как-то чересчур долго записывала заказ. Медленно произнесла: – Так… ладно, – и удалилась.