Загрузились, поехали к хозяину… Только к вечеру наш кортеж покинул деревню. Часа через три остановились на берегу реки. Лесник снял с багажника надувную лодку, выволок мотор. «Вы пока палатки ставьте и костер разводите, я как раз обернусь с рыбкой». И уплыл.
Большая работа известно с чего начинается. Да вот только ящиков с водкой в багажнике не обнаружилось. Что? Где? Забыть не могли. Тут кто-то вспомнил, что лесник чего-то грузил в лодку. Увез, гад! Браконьеров прикармливать. Вот сволочь! «Я вам рыбки привезу!..» Ощущения праздника, как не бывало. Пошарились в бардачках, у кого что осталось, остограммились, только сильнее злость забрала. Бродим по берегу с дрынами, поджидаем заразу. Чу, мотор тарахтит. Едет милый. «Где водка, морда! Щас мы тебе покажем, как в Сибири рыбу глушат!» «Да вы что, мужики, уху поели?» «Водка где?!» «Где и была. В «ниве». В багажнике». «Нет ее там!!»- совсем озверели от такой наглости. «Плохо смотрели. Там она, в двух двадцатилитровых канистрах… Чего стеклотару в лес возить, природу загрязнять. Я всегда переливаю в канистры…»
Как сказал бы в такой ситуации народный генерал Михалыч: «Ну, за экологию!»
Дедморожество
Теперь-то я знаю, отчего у Деда Мороза нос красный. Потому и отказываюсь, когда сослуживцы предлагают мне «по старой памяти» поездить перед Новым Годом вечерком по квартирам, ребятишек попоздравлять.
А ведь в детстве я наивно полагал, что во всем виноват холод. Мне было до слез жалко старичка, который даже в жарко натопленном детсадовском зале или в фойе театра не снимает шубы и валенок. Промерз, видать, в своей оленьей упряжке, пока добирался к нам на праздник. Кахыкает, должно быть бронхи застудил; со слухом осложнения; да и нос красный — гайморит, наверное. И этот насквозь больной пожилой человек, пошатываясь от слабости, водит с нами хороводы и срывающимся голосом поет разные песенки! Ему бы в постель, горячего чаю с малиной и согревающий спиртовый компресс на горло…
— Нет, только не спирт! — в ужасе отшатывается Дед Мороз из детских воспоминаний.
— Почему, дедушка? — хлопаю я глазенками.
— Не могу больше, — скорбно ответствует он, — А мне ведь еще на три «елки» надо.
Даже во студенчестве, занимаясь в театральной студии при ЦПКиО, в преддверии новогодних торжеств я не испытывал ничего, кроме радостного возбуждения. А когда шеф назначил меня одним из Дед-Морозов, восторгу не было предела. Душу грел еще и тот факт, что за проведение «елок» платили. В прошлом году студийцы заработали до ста пятидесяти рублей. Неплохой приварок к пятидесятирублевой стипендии!.. Знать бы заранее, как мне эти полторы косых достанутся…
А пока я учил текст, перешивал костюм и отрабатывал взаимодействия со Снегурочкой и с Кикиморой. Тем же самым занимались и другие новогодние бригады, а шеф бегал по городу, добывая заказы.
Внезапно на репетицию заявились представители администрации ЦПКиО. Оказывается наша студия, кроме всего прочего, ежегодно делала «домашние елки» в квартирах высокого партхозначальства. Этим мероприятиям, как тогда и полагалось, придавалось большое политическое значение, и администрация парка считала своим долгом провести соответствующий инструктаж.
Вкратце обрисовав международное положение и отметив успехи ЦПКиО в деле культуризации отдыха горожан и гостей столицы, инструктор перешел к конкретным указаниям.
— Подарки вам будут выдавать на месте. Учтите, все они подписаны. Каждый должен быть вручен персональному ребенку. И не дай вам бог перепутать или недовручить. Второе. Если что-то подарят вам, принимать с благодарностью. И не в коем случае не отказываться, когда поднесут спиртное. Отказ выпить на празднике считается у казахов смертельным оскорблением…
— А у русских? — раздался чей-то безответственный голос.
Инструктор полыхнул глазом, раздраженно передернул плечами и веско уронил:
— У всех. Я вижу, вы еще недостаточно серьезно относитесь к порученному делу, — он гневно посопел и закончил, — Администрация выделяет вам на период новогодних праздников автобус…Шофера не спаивать!