— В смысле? — не поняла танцовщица.
— Ты встанешь на четвереньки. Красиво встанешь, а не как дородная тетка над грядкой, когда сорняки дергает. Я сяду тебе на спину и продолжу петь.
— Ты же меня раздавишь!
— Я сяду ближе к попе, чтобы тебе на колени мой вес шел. Ты и ты, — указал я на двух других танцовщиц, — подползете ко мне. Потягиваясь, как кошки. Положите головы мне на колени. Ясно?
— Вроде да, — неуверенно ответили все.
— Давайте попробуем.
— Только быстрее, — попросил Марк. — Солнце скоро сядет.
— Солнце нам не нужно вообще, — я протянул руку и все окна покрыла плотная дымка, дававшая не только светоизоляцию, но и прекрасную звукоизоляцию. На несколько секунд стало совершенно темно, а затем кабинет осветили несколько имевшихся в нем светильников. — Так будет лучше. Все, хватит разговоров. Начинаем!
Съемки в кабинете ректора затянулись до позднего вечера, и к их завершению мы вымотались настолько сильно, что едва волочили ноги. Но результат того стоил! Забраковав пару десятков дублей, мы сняли по-настоящему качественный материал. При просмотре он понравился всем, в отличие от всех предыдущих попыток, забракованных то мною, то Марком, то танцовщицами, которым решительно не нравилось, как они выглядят в том или ином моменте.
— Куда сейчас? — спросил Марк, когда мы упаковывали инвентарь.
— В Синюю яму. Завтра переправим вас на Карибы.
Никто, кроме узкого круга доверенных лиц, до сих пор не знал, что Карибы представляют собой отдельный мир. Все полагали, что это остров в местном океане, доступ к которому возможен при помощи переносного портала, имевшемуся у нас в одном экземпляре. О нашей с Содером способности напрямую перемещаться в любую точку Карибов никто не подозревал.
— В Синюю яму? — лица окружающих стали кислыми.
— Да. Это не обсуждается.
— Эх… — вздохнула Сетана. — А я-то о ночном пляже мечтала.
— Завтра туда сходишь. На выход! — скомандовал я и первым покинул кабинет.
Выйти из Академии я рассчитывал по той же схеме, по которой удалось войти. Зачем искать лучшее, когда есть что-то хорошее и проверенное? Держа в руках бутылку вишнёвого сока, я вальяжной походкой подошел к воротам, выглядывая Талу.
— Екарный бабай!!! — вырвалось у меня при виде запертой калитки.
Перейдя на истинное зрение, я с содроганием увидел над воротами тонкие нити сигнального заклинания. Его каждую ночь ставили с тех самых пор, когда мы с Содером посреди ночи приволокли в Академию девчонок из Синей ямы.
Это был полный ахтунг. Калитку всегда запирают в полночь! Почему сегодня ее закрыли раньше? Подумав пару минут, я почувствовал, как у меня усиленно забилось сердце и затряслись колени. Немного успокаивала мысль, что в любой момент можно уйти на Карибы, но это был крайний вариант. Воспользовавшись им, я бы раскрыл свою способность перед танцовщицами и Марком. Допустим, Марк способен был хранить секреты, но девчонки… Нет!
Я извлек разговорный амулет и сделал вызов.
— Да, Гарет? — послышался голос Содера.
— Содер, вот только сейчас ничего не говори. Хорошо? Выслушай меня. Потом возьми паузу, подумай. Когда будешь готов, начнем обсуждать.
Последовало несколько секунд тишины.
— Что ты опять натворил? — медленно спросил американец.
— Почему сразу натворил? Что за претензии на ровном месте? Почему ты…
— Говори уже! — взвизгнул Содер.
— Ну… Бро, у меня проблемы.
Где-то в центральной части Гардаграда
— Милый, давай быстрее, — Тасия в нетерпении поглядывала на супруга, продолжавшего судорожно копошиться в шкафу.
— А? Что, дорогая? — разогнулся Кристоф.
Тасия испустила негромкий вздох. Ну почему именно ее угораздило влюбиться в самого нерасторопного и рассеянного мужчину во всем королевстве? И не только влюбиться, но еще и выйти за него замуж!
Между тем, в свое время к ней подходили знакомиться красавчики, родословное древо которых по величине могло поспорить с гигантским тонговым деревом в королевском саду! Однако ни один из них не смог растопить в ее сердце чувства, ни один не подвиг ее ответить взаимностью на ухаживания. А потом она встретила его, Кристофа де Катласа. Розовощекого скромного паренька, страдавшего излишней полнотой. В его голубых глазах было столь много наивности и какой-то детской робости, а речи были столь искренними и простодушными, что она почувствовала интерес, который, к удивлению всех окружающих, быстро перерос в более глубокие чувства.