— Выглядит достаточно просто, — я не нашел, что на это можно было возразить. — Передаем Барису твой положительный ответ?
— Подожди, — Хромой встал и прошелся по кабинету. — Все-таки есть моменты, которые меня смущают. О них подробно базарить надо. На берегу. Например, ограничение преступности в городах. С одной стороны это не сложно. С другой… Граф ни слова не сказал, в каких пределах она должна оставаться! Тебе сказать, сколько воров-домушников в Яле?
— Сколько? — тихо спросил Содер.
— Много! Не менее трех сотен! И каждый хочет хорошо кушать. Что, если этот Барис скажет ограничить обнос домов в размере ста случаев в год на весь город? Это прокормит человек двадцать. С остальными мне что делать? Убивать?
В глазах Хромого стоял вопрос. Я бессильно развел руками. Откуда я могу знать, что делать с лишними ртами?
— И это только первый вопрос. Сразу за ним идет проблема нищих и попрошаек.
— А что не так с нищими? — озадачился Содер.
— Городские власти их не любят, но сами справиться не могут. Они не могут их взять и выслать на каторгу. Или распихать всех по тюрьмам. Причин-то для этого нет. Да и мест в тюрьмах не хватит.
— Можно, конечно, ввести закон, по которому всех нищих разрешат вешать на ближайших деревьях, — заметил Сиплый, — но это вызовет сильное возмущение всех остальных граждан.
Я горько усмехнулся, вспомнив процесс огораживания в Англии в шестнадцатом веке, когда лендлорды массово сгоняли крестьян с их земель и те были вынуждены бродить по дорогам, выпрашивая милостыню. Как и тамошние нищие. Против них был принят ряд законов, вплоть до казни через повешение на ближайшем дереве. И казнили! Десятки тысяч человек, включая женщин и детей, вешали прямо на ветвях деревьев у дорог.
Вопреки прогнозу Сиплого, сильного возмущения это ни у кого не вызвало. Властям государства, которое в будущем начало претендовать на звание светоча демократии, было плевать на судьбы бедных. Они заботились о выгоде землевладельцев.
В принципе, в покинутом мною мире ничего не изменилось. Англо-саксонские власти продолжали действовать в интересах крупного бизнеса, обращая внимание на проблемы населения лишь при наступлении предвыборных циклов. При этом они очень любили указывать на проблемы масс в других странах, обвиняя их верхушки ровно в том, что, если честно, регулярно делали у себя сами.
— Я так понимаю, проблем и вопросов будет немало, — констатировал я. — Хромой, скажи мне, ты в общем с предложением согласен? Если придем к консенсусу по всем вопросам.
— Концесосу? — нахмурившись, попробовал повторить Хромой.
— К согласию, — поспешил пояснить американец.
— Ну, если придем к согласию, то я конечно согласен!
— Отлично! Тогда давай сделаем так. Ты запишешь все свои проблемные места на бумагу, а я передам ее графу. Он подумает и ответит. Потом ответишь ты. И так, обмениваясь письмами, мы придем к единому решению, которое будет устраивать всех.
С громким треском почесав свой затылок, Хромой утвердительно помотал головой. Договорились. Затем махнул рукой на дверь, предлагая пройтись по замку и посмотреть на изменения, произошедшие за два дня нашего отсутствия. Однако Сиплый напомнил про художника, и мы решили вернуться.
Дальнейший день напоминал сплошную карусель из следующих друг за другом дел, переговоров, яростных обсуждений и изматывающих мозговых штурмов. На художника мы с Содером потратили больше четырех часов, до мозолей на языках обсуждая назначение и убранство каждого из помещений. В процессе пришлось даже вытащить мастера, руководившего ремонтом замка, и дать ему дополнительные вводные — в нескольких комнатах потребовалось провести значительную перепланировку.
Затем пришел черед мастера по музыкальным инструментам, а за ним в Синюю яму нагрянул глава лучшего в Гардаграде ателье, господин Аткусон. Непомерно толстый, с сияющей лысиной, зажатой между двумя островками волос, он испуганно косился то на Сиплого, то на нас с Содером. Следуя приглашению Сиплого, уселся за стол.
— Да вы не волнуйтесь так, — не понимая, в чем причина его беспокойства, я попытался его успокоить.
— Скажите, — заикаясь, промямлил Аткусон, — моей семье и моему делу ничего не сделают?
Я недовольно повернулся к Сиплому.
— Ты что, угрожал ему?
— Кто угрожал? Я? — возмутился тот. — Мы его по-хорошему пригласили!