- Ничего. - Я тяжело вздохнул. - Никто ничего не разрабатывал, бро. Нам впарили шмотки для уголовников...
Чем хороши с-импы, они позволяют, например, одновременно общаться с кем-нибудь и принимать душ.
- Действующая машина времени, освещение, водопровод, компьютеры... - Я с удовольствием подставлял своё крупное тело под водяные струи, не оставляя Юичи в покое. - Откуда берётся энергия? Что-то я не заметил никаких генераторов...
Мой ушной нерв уловил еле слышное хмыканье японца.
- Ты забыл начальный курс физики? Энергия и информация могут квантоваться, а значит их можно дискретно транслировать в прошлое. Никакие генераторы здесь не установишь, слишком стрёмно для экологии. Представь археолога будущего, который найдёт следы выхлопа, засохшую лужу солярки или какую-нибудь затерявшуюся деталь в осадочных породах. На свете и так полно чокнутых конспирологов, помешанных на "древних высокоразвитых цивилизациях". Стоит ли давать им повод для очередного терминального рецидива...
- Начальный-то курс физики я помню, - проворчал я. - И знаю, что для отправки энергии куда-то, её нужно затратить больше, чем отправляешь...
- Солнечные батареи Невады добывают энергию с избытком. Мистер Томкинс направляет этот избыток сюда.
- Чертовски неэффективно!
- Зато экология палеолита остаётся практически нетронутой и если что, мистера Томкинса никто не вздрючит...
* * *
Представитель Индии деликатно привлёк внимание Людмилы Савицкой и попросил разрешения задать вопрос. Та скорчила недовольную гримасу, но не посмела отказать коллеге.
Индус заговорил с таким страшным акцентом, что я еле-еле его понимал. Поначалу он вообще выдал какую-то абракадабру и я не сразу сообразил, что он назвал своё имя.
- Сай, - так он произносил "сэр", - можете ли вы описать поподробнее, каково это - пребывать в доисторическом прошлом, видеть и ощущать вокруг себя то, что осталось где-то далеко-далеко позади во времени?
Не знаю, какого ответа он от меня ожидал, сказать мне всё равно было нечего.
- Сахиб, - вежливо отозвался я, - никогда прежде не работая на корпорации, я ничего не знал о корпоративном графике работы, а он оказался почти как у рабов на плантациях. Корпорация платит за работу деньги, иногда весьма солидные деньги, но за эти деньги старается выжать из сотрудников все соки. Пока я фрилансил, я был сам себе хозяин, сам себе устанавливал график и потому располагал уймой свободного времени, в том числе и для рефлексирования. В "Далёких горизонтах" всё оказалось иначе. Там всё было расписано по минутам, на сон и еду отводился минимум времени, а остальное время ты должен был работать. Хэпшоу следил за нами зорко и расслабляться не давал.
К чему я это говорю, сахиб. Я ведь и сам в первые дни мечтал, как буду гулять и летать на скиммере по доисторическим лесам и равнинам, любоваться красотами природы и делать селфи. Да не тут-то было! К тому же, стоило нам выйти из блока С или D, как мы натыкались на горилл Хайдена, а об их отношении к нам вы уже осведомлены. Так что простите меня, сахиб, мне нечего ответить на ваш вопрос...
* * *
Других гражданских специалистов, помимо нас с Юичи, на "объекте С" почти не было. Вроде бы ещё имелся какой-то врач, которого мы практически не видели, потому что он постоянно зависал в блоке В с Хэпшоу. В блоке С мы с Юичи жили вдвоём, хотя свободных "аппартаментов" имелось навалом - в расчёте, очевидно, на будущий наплыв всеразличных учёных и исследователей, кому Томкинс позволит побывать в доисторической эпохе.
Аналогичная картина наблюдалась и в блоке D - биологические, химические и прочие лаборатории стояли запечатанными, в ожидании будущего персонала.
Я не кривил душой, отвечая индусу с абракадаброй вместо имени. Хэпшоу на полном серьёзе играл роль нашего надсмотрщика, не давая нам и шагу ступить без его ведома. Вряд ли это занятие было ему по душе и бедняге не оставалось ничего другого, как искать забвения в алкоголе и наркотиках. Под их воздействием он находился ежедневно, двадцать четыре часа в сутки. Ни разу за всё пребывание в прошлом я не видел его трезвым.
Так что общался я в основном с Юичи. Тот работал с моим предшественником, доктором Чон-Джи, и многое рассказал мне об этом человеке. Чон-Джи был из породы типичных идеалистов, его не интересовали деньги, слава и признание. Для него имело значение лишь само дело, которым он занимался, он получал удовлетворение от творческой работы, а какие-то житейские вопросы его вообще не волновали. Чон-Джи всерьёз мечтал о том, чтобы плоды его интеллектуального труда пошли на пользу ВСЕМ людям. Дуболом Хайден считал его чистоплюем, помешанным на гуманизме. Мистер Хэпшоу испытывал с ним определённые сложности, потому что временами гении, подобные Чон-Джи, становятся совершенно неуправляемыми и могут выкинуть любой фокус. Загнать их работу и их поведение в какие-то жёсткие рамки бывает почти невозможно. Характер, чувство собственного достоинства и сила воли, нетерпимость ко лжи и лицемерию делают подобных людей нежелательными в корпоративной среде. Томкинс терпел свободные взгляды Чон-Джи, его независимое мнение и абсолютное нежелание признавать какие бы то ни было авторитеты, потому что нуждался в его гениальных мозгах.
Не зная этого парня лично, я тем не менее завидовал его натуре. Я и сам себя считал таким же бунтарём-нонконформистом, однако, как оказалось, меня довольно легко переманить на "тёмную сторону" и сделать послушным винтиком корпоративной машины. Сравнение с действительно непокорными бунтарями всегда заставляет почувствовать себя жалкой тряпкой, заставляет испытать горькое презрение к самому себе, к своей слабости. В моём случае, к счастью, эти приступы самобичевания длились недолго - когда я целиком погружаюсь в работу, я абстрагируюсь от всяких высокодуховных материй и становлюсь равнодушен ко всему, кроме того, чем занимаюсь в данный момент.
А дело мне предстояло непростое и захватывающее. Едва я взглянул на базовый алгоритм зародыша ИИ, передо мной открылась вся его красота, изящество и совершенство. Если упростить, это можно сравнить с живописью, музыкой или ещё какой-то разновидностью искусства. Одна картина поражает своим великолепием, а в другой видишь всего-навсего халтурную мазню. Одна мелодия завораживает своей красотой, а в другой слышишь диссонирующие атональные звуки, которые раздражают как скрип несмазанных дверных петель. К сожалению, в программировании, как и в живописи с музыкой, может себя испытать любой, и там полно не только гениев-одиночек, но и в гораздо большей степени рукожопых бездарей, которые в невероятных количествах плодят свои корявые поделки, заполоняя ими потребительский рынок.