Она знала, что испытывали его жертвы, хотя сам Макквин никогда не был ее мучителем.
У нее был свой собственный.
Предаваться воспоминаниям или думать о всех тех девочках, которых она спасла, — было пустое. Как и о тех, кого не успела спасли — тогда, двенадцать лет назад, когда она взглянула в глаза чудовищу и распознала его под маской, за какой его прятал изверг.
Уже в больнице она отвела Трея в сторону:
—Ее нужно осмотреть, а потом она должна поговорить с психологом.
—О господи... Господи, нельзя было оставлять ее там!
—Если б ты не подчинился, она была бы уже мертва и ты тоже. Он причинил ей боль и надругался над нею. Но она жива. И хорошо бы вам помнить об этом. Живым-то быть лучше, а? Ты говоришь, когда вы проснулись, он был в квартире?
—Да.
—Расскажи-ка поподробнее.
—Проснулись мы поздно, ну или мне так показалось...
—Во сколько?
—Не знаю. Около восьми где-то. Я проснулся и думаю: вот черт, на работу опоздали. И странно мне как-то... голова дурная, как с перепою, но ничего такого не было, — быстро добавил он, — клянусь. Джули даже «травкой» не балуется.
—Вам обоим придется сдать анализ крови, — отозвалась Ева.
—Да клянусь вам, мы ничего такого не принимали! Я бы не скрыл! Он сказал, что дал что-то Джули, но...
—Вполне вероятно, он накачал вас дурью. Анализ покажет, чем именно. Трей, никто вам не станет шить наркоту.
—Ладно, ладно. Извините. — Он с силой потер глаза. — Голова что-то не варит...
—Что ты дальше сделал, когда проснулся?
—Я... я толкнул Джули, сказал, что надо бежать, ну, в общем... А она как вырубилась. Я ее перевернуть на спину попробовал — а у нее рот заклеен. Думал, она так прикалывается, засмеялся. Смотрю — а он стоит там. Просто стоит и все. Потом схватил меня за волосы, запрокинул мне голову и нож к горлу приставил. Спросил: жить хочешь? А она? Сказал, нужно делать все, что он скажет, и останемся жить. Эх, зря я не сопротивлялся...
—Макквин тебя фунтов[2] на семьдесят тяжелее, а то и больше. Плюс у него нож. Если б он пустил его в дело, что было бы с Джули?
—Не знаю... — Трей ладонями отирал со щек слезы, но они лились и лились. — Даже думать страшно. Я испугался. Сказал, что денег у нас немного, пусть берет все, что хочет. Он поблагодарил меня, весь из себя такой вежливый... От этого еще страшней сделалось. У него с собой были пластиковые наручники, он мне велел надеть их и сесть на пол у самой кровати. Я так и сделал. Джули все не просыпалась.
Вот тут он мне и сказал, что дал ей кое-что, чтоб мы спокойненько побеседовали. Взял еще пару наручников, нацепил мне на ноги и приковал за руки к кровати, заклеил мне рот и сказал, чтобы я сидел тихо, он скоро вернется.
—И вышел из комнаты?
—Я подергался, но высвободиться не получилось. — Трей рассеянно тер синяки на запястьях. — Потом запахло кофе. Сукин сын пошел кофе себе варить! Вернулся с кухни с чашкой и тарелкой хлопьев. Сел рядом, снял скотч и давай вопросы мне задавать: сколько мне лет, сколько лет Джули, а сам завтракает. Как давно мы живем вместе, какие планы на будущее? Когда в эту квартиру переехали... Знаем ли, кто тут до нас жил...
Трей нервно вздохнул, переводя дыхание.
—И все улыбался... Типа в самом деле хотел с нами поближе познакомиться.
—Долго вы разговаривали?
—Разговаривал больше он, не знаю сколько. Все дико как-то было, понимаете? Он мне сказал, что раньше это была его квартира, но он надолго уезжал. Покритиковал цвет обоев в спальне. Козел.
Он замолчал, бросил взгляд на дверь процедурной.
—Скоро мне к ней можно будет?
—Они еще заняты. Джули сама проснулась?
—Он позавтракал, даже посуду на кухню отнес. Вернулся и еще что-то вколол ей. Я прямо спятил, кричал, вырваться пытался. Думал, он ее в живых не оставит. Думал...
—Но он оставил. Помни это!
—Я ничего не мог сделать. Он меня пару раз по щекам ударил. Несильно так шлепнул. Это тоже было жутко. Сказал, если буду плохо себя вести, он — о господи! — сказал, что отрежет ей левый сосок. Сказал, это будет моя вина и как мне потом понравится с этим жить? Он взял крюк, Джули на таких горшки с цветами подвешивала, вкрутил его в стену. Связал ей руки простыней и подвесил за этот крюк так, чтоб она сидела. Она пришла в себя, жутко испугалась. Пыталась кричать, вырываться. Тогда он ей тоже нож к горлу приставил, и она затихла. Он ее похвалил, назвал умной девочкой и сказал, что у меня теперь есть выбор. Он может либо начать ее резать — соски, пальцы, уши, всю ее по кусочкам нарежет, пока она не умрет, либо я за час доберусь до отдела убийств в Центральном управлении, найду лейтенанта Еву Даллас, передам ей его сообщение и приведу с собой обратно. Если за час не обернусь, он убьет Джули. Если свяжусь с кем-нибудь еще, он убьет Джули. Если попробую найти вас не лично, а по телефону, он убьет Джули. Я сказал, что сделаю все, что он хочет, пусть только ее отпустит. Пусть пошлет Джули вместо меня.
Трей снова принялся вытирать слезы.
—Я не хотел ее оставлять с ним! Но он сказал, если я еще раз заговорю об этом, или о чем-нибудь еще, или вообще стану ему перечить, он отрежет от нее кусок в назидание. Я не стал спорить.
—И правильно сделал, — одобрительно кивнула Ева.
—Он сказал мне, что передать вам, заставил все несколько раз повторить. А сам все это время держал нож у ее горла. Потом срезал с меня наручники, кинул мне одежду и шлепанцы. Сказал: у меня шестьдесят минут. Если я вернусь через шестьдесят одну, Джули умрет, потому что я не сделал, что мне было велено. Я побежал. Ни денег, ни кредитки у меня — ни в такси, ни в автобус сесть. Может, если б я нашел какого-нибудь другого копа, поскорее, он бы не успел помучить ее?
—Может. А может, он бы ей просто горло перерезал. Времени на это нужно немного. Но она жива. Я знаю этого человека, и, поверь, все могло закончиться гораздо хуже.
Ева вытащила из кармана визитку и протянула Трею.
—Тебе нужно будет с кем-нибудь обо всем этом поговорить. Не с полицейским. Когда будешь готов, позвони мне, я дам тебе пару контактов, — пообещала она уже почти на ходу и вышла из больницы, мыслями вернувшись к отчетам. Кажется, утром кто-то мечтал об убийстве? Однако случившееся было куда как страшнее...
В управлении Ева прямо в «загоне» провела экспресс-инструктаж по Айзеку Макквину.
—Преступник — мужчина, тридцать девять лет, шатен, глаза голубые, но цвет глаз и волос регулярно меняет. Рост шесть футов, три дюйма[3], вес двести двадцать фунтов. Изучал единоборства, искусно владеет навыками рукопашного боя, включая несколько видов боевых искусств, в тюрьме поддерживал себя в хорошей форме.
Она вывела на экран тюремное фото. Двенадцать лет за решеткой заострили черты этого, с позволения сказать, лица. Просилось — мурла. Она знала — женщины находят его красивым и привлекательным с этой его манерой неторопливо, заигрывающе улыбаться. Почти что женственные полные губы, на щеках ямочки.
Все это предательски служило приманкой для будущих жертв.
—В качестве оружия и средства устрашения предпочитает нож. Мать была наркоманкой и весьма искусной мошенницей, научила его азам профессии. Вступила с ним в половую связь; выходя на дело, они частенько работали под влюбленную парочку. Она потакала его гнусному увлечению, помогала ему, а весной 2040-го ее выловили из реки с перерезанным горлом. Считается, что это Макквин ее и убил, хотя сам он в том не сознался. Ему было тогда девятнадцать. Считается, что он причастен к похищениюне менее чем десяти несовершеннолетних девочекв Филадельфии, Балтиморе и окрестностях. Его имя связано также с убийствами Карлы Бинэм, сорок пять лет, из Филадельфии, и Патриции Копли, сорок два, из Балтимора. Обе были наркоманками, обе одно время сожительствовали с ним и помогали ему охотиться каждая в своем городе, пока не были выловлены из реки с перерезанным горлом. У местных прокуроров то ли доказательств не хватило, то ли кишка оказалась тонка с ним тягаться, но обвинений в этих убийствах ему предъявлено не было.