— Дэрил, — Генри заметил меня издалека и тут же подошел, вытирая руки грязной тряпкой, — рад тебя видеть, я тут как раз пытаюсь понять, что не так с точильным станком. Посмотришь?
— Ага, — я иду за пацаном в прохладное помещение и следующие пару часов провожу, занимаясь разной грязной работой. Генри активно помогает, мы обмениваемся только редкими замечаниями, и нам очень уютно вдвоем. Какая-то девушка приносит нам воды и долго, со значением смотрит на сына Кэрол. Тот подмигивает, и девчонка удаляется, розовая от удовольствия, что ее заметили.
— Как там… как… она? — рискую спросить, утирая пот со лба.
— Мама в порядке. Я уже думал, что ты не приедешь, она ждала тебя, — тихо говорит Генри, — все время ждала. Она… она всегда тебя ждет, Дэрил.
— Я не… — бормочу я. — Не хотел… мешать.
Генри фыркает, качая головой, будто я сказал что-то смешное.
— Душевая в конце коридора, — машет он рукой, когда мы заканчиваем работу, — вода, правда, только холодная. Я не успел придумать, что делать с нагревом воды. Ладно хоть, железа из Александрии хватило, чтобы заменить половину труб, и вода теперь не хлещет отовсюду.
— Пофиг, — дергаю плечом.
— Полотенце и мыло там есть, одежда тоже, — Генри уходит, а я покорно плетусь в душ. Не могу же я прийти к ней такой, потный и в непонятных пятнах.
Я ежусь от холода, но отскребаю почти всю грязь. Напяливаю футболку, чистую, но оставляю свои штаны и жилетку. Гоню от себя мысли, что это вещи Иезекииля. Его имя повисает в воздухе, и я боюсь, что он всегда будет где-то тут. В конце концов, он любил ее, женился, дал ребенка… А я… что дал ей я, кроме разочарования и боли?
— Долго моешься, пупсик. Не замерз? — раздается в полумраке ее голос, и я вздрагиваю от неожиданности.
Кэрол стоит, небрежно прислонившись к стене спиной. На ней темно-синяя облегающая рубашка, джинсы и сапоги. Она обрезала волосы и теперь они лежат на ее плечах, завиваясь в непокорные кудряшки. Кроме привычного ножа на поясе, она безоружна. На белоснежной шее браслет Софии и обручальное кольцо.
— Привет, — смотрю на нее, словно в первый раз и не могу наглядеться. Такая тоненькая, красивая, с ясной улыбкой в огромных голубых глазах. Я как будто снова узнал ее. Если бы я только мог вернуть ей тех, кого она потеряла!
— Привет, — Кэрол подходит ближе, и я задерживаю дыхание, когда она небрежно треплет мои мокрые волосы, — идем ужинать?
После ужина она ведет меня за собой.
— Я ждала тебя раньше, так что все готово. Это твоя комната. Ты же останешься, да, Дэрил? — спрашивает она, и я слышу дрожь сомнения в ее голосе, которую рушу в одно мгновение.
— Останусь. Я больше не оставлю тебя. Никогда.
Проходит около трех месяцев, прежде чем я решаюсь поцеловать ее. Я страшно волнуюсь, но Кэрол уверенно обнимает меня, вжимаясь в мое тело своим и охотно отвечает на мои жадные, неловкие и торопливые поцелуи, она гладит мой затылок, прикусывает мои губы и смеется, когда я чертыхаюсь, а затем запрокидываю ее голову, чтобы снова впиться в ее губы своими и ощутить, как наши языки сплетаются так жарко, сладко и невыносимо быстро. Кэрол почти задыхается, когда я наконец отпускаю ее и понимаю, что она прекрасно почувствовала мое возбуждение.
— Дэрил, — задумчиво говорит она, часто дыша, — я…
— Я не хотел… пугать тебя, — перебиваю я.
Я понятия не имею, хочет ли она меня хотя бы наполовину так же сильно, как я хочу ее. И не вспоминает ли она… его. Я не хочу быть заменой. Или способом забыться. Уж лучше мне никогда не касаться ее, чем мучиться, не зная, представляет ли она короля или все же видит меня.
— Ты не напугал. И не смотри так, я целовала тебя. Я не думала об Иезекииле. Ни о ком, кроме тебя, — произносит Кэрол, — но я не готова. Пока не готова.
— Ты не обязана, — шепчу я, чувствуя невероятное облегчение от ее слов. У меня что, на лице все написано?
— Я рада, что ты понимаешь, — Кэрол снова целует меня, но в этот раз мягко и нежно.
Я привыкаю к жизни в Королевстве, с ней. Она, пусть негласный, но лидер. Не королева, но та, кто заботиться о своих людях и помогает им день за днем. Мы постепенно приводим общину в порядок, Юджин помогает построить пару солнечных батарей и ветряк, и теперь у нас есть горячая вода и электричество. Мы разводим лошадей и собак, пес нашел себе в лесу подружку, так что теперь у нас есть преданные и умные помощники. Мишонн сменила гнев на милость и теперь торговля между общинами налаживается. Шептуны исчезли, но мы все еще ждем нападения в любой момент. Генри стал первоклассным кузнецом и та девчонка, Бриджит, мечтает, что однажды они поженятся. Кэрол смеется и говорит, что в их возрасте, а им обоим по двадцать лет, можно еще погулять.
— А ты бы хотела… — я подбираю слова несколько мгновений, пока она с интересом смотрит на меня, обнаженная, лежа на боку и подперев рукой голову.
— Что хотела?
— Чтобы мы… ну…
— Поженились? — Кэрол улыбается.
Она пришла ко мне сама как-то ночью со странным выражением лица и в одной рубашке, обрисовывающей контуры ее тела в свете свечи. Я пытался посчитать, сколько нам нужно выменять у Хиллтопа семян, чтобы сделать посевы весной и не голодать зимой.
— Дэрил, — ее голос немного дрожит, и она смотрит себе под ноги, избегая моего взгляда.
— Все хорошо? — я подхожу к ней и кладу ладони на ее плечи, поглаживая мягкими и равномерными движениями. Ее это обычно успокаивает.
— Нет, — Кэрол мотает головой, — я хочу… я не знаю, как, но я не могу спать, думая, что ты здесь, совсем рядом, и ты… Я…
Она наконец вскидывает голубые глаза, странно мерцающие в неровном свете свечи и облизывает губы. Вскинув руки, она гладит мои щеки прохладными ладонями и, приподнявшись на цыпочки, прижимается к моему рту полуоткрытыми губами. Я прижимаю ее к себе и целую — раз другой, третий, пока не понимаю, что она уже успела расстегнуть мою рубашку.
— Кэрол, ты уверена? — спрашиваю я, едва сдерживая стон, когда она прижимается ко мне бедрами.
— Иначе не пришла бы.
Я стягиваю с нее одежду и укладываю на простыни, попутно сбрасывая с себя рубашку. Целую нежную белую кожу с трогательными веснушками, трогаю, глажу, сжимаю тонкую талию, скольжу грубыми от работы руками по гладким бедрам и икрам, лаская грудь языком, заставляя ее выгибаться и прерывисто дышать. Кладу руку между раскинутых ног, а затем прижимаюсь к ней, жаркой и влажной, губами. Кажется, движения моего языка ей нравятся, Кэрол запускает руки в мои волосы, прижимаясь ко мне крепче, выгибаясь под каждым касанием, сладко стонет, уже не сдерживаясь.
— Дэрил, — ахает она, когда я, уже изнемогающий от желания, оказываюсь в ней и старательно сдерживаюсь, двигаясь осторожно и плавно, — о, Дэрил, пожалуйста!
И я даю ей то, о чем она просит, быстро и медленно, нежно и грубо, до вскриков, сплетаясь с ней влажными телами на кровати, в которой с этой ночи мы теперь спим вдвоем.
— Так ты хочешь на мне жениться, а? — Кэрол лукаво смотрит на меня.
— Хочу, — киваю я, — но не так… Я говорил с Габриэлем. Не обязательно всякие там кольца, я просто хочу… хочу сказать, как сильно я тебя люблю. Чтобы, знаешь, Бог услышал и все такое.
— Когда ты стал верить в Бога, пупсик? — Кэрол становится серьезной.
— Когда он услышал мои слова и вернул мне тебя, — просто говорю я, и она, пораженно смотря на меня, медленно кивает.
— Хорошо, любимый, — произносит она и кроме этих простых слов, счастья быть с ней рядом, быть единым целым, мне больше ничего не нужно.