Памятник основателю, Петру I Зауcайлову, в День города открыть не удалось. Всё–таки скульптор Мухин оказался прав — смежники подвели. Правда, не литейщики, на которых он изначально грешил. А вольные каменщики.
Под памятник отвели полукруглую площадку на набережной, выступающую в сторону Волги и ограждённую балюстрадой. Саму скульптуру в человеческий рост установили заранее и по традиции прикрыли непрозрачной холстиной. А вот с мостовой вышла незадача.
Подрядчики решили под конец сэкономить и наняли гастарбайтеров. Те и замостили наскоро пространство вокруг памятника серыми, под мрамор, плитами. А буквально накануне дня города обнаружилось, что плиты перекосило — будто Мамай по ним прошёл. По большому счёту виноват тут был бесконечный дождь, но грешили привычно на несчастных таджиков. Хотя непосредственно в День города они переложили мостовую заново, причём совершенно бесплатно. Забор вокруг разобрали уже на следующее утро.
К двенадцати часам дня к месту проведения торжественной акции открытия стали собираться люди. Конечно, их оказалось поменьше, чем было бы вчера. Но, в общем, вполне достаточно. У остальных ещё будет время вдоволь насмотреться и привыкнуть к новой городской достопримечательности.
Место и впрямь выбрали идеальное. Памятник Петру I Заусайлову будет виден и с набережной, и с Соборной площади и даже от причального дебаркадера. Увидят его и пассажиры проплывающих мимо теплоходов.
Так что по всем статьям Пётр Петрович Заусайлов мог испытывать удовлетворение. Он его и испытывал, поглядывая на часы в ожидании последних приглашенных гостей.
Прибыла, наконец, Ольга Ильинична Жарская, исполняющая обязанности мэра. Выглядела она так, будто только что сошла с подиума модного показа. Причём — ничего вызывающего. Шёлковое сиреневое платье, шляпка с приколотыми живыми незабудками, высокие каблуки. Народ приветствовал её появление аплодисментами. Поаплодировали со всеми и Витя Сухов с Васей — Царём, стоявшие в толпе на значительном отдалении друг от друга.
— Спасибо, друзья! — растроганно проговорила Ольга в микрофон, тут же переданный ей Заусайловым. — Но адресую ваши аплодисменты я прежде всего нашим замечательным землякам Петру Петровичу Заусайлову и чудесному скульптору Алексею Мухину. Стараниями прежде всего этих людей наш город украсился удивительными памятниками. Герои — наши сограждане, горожане, воплощённые в бронзе! — вновь раздались никем не срежиссированные аплодисменты. — Сегодня же мы открываем ещё один памятник. Возможно, самому главному человеку, фактическому основателю нашего города, пра–пра–пра… — Ольга взглянула за уточнением на Заусайлова, тот неопределённо кивнул, — прадеду Петра Петровича Заусайлова, тоже Петру Петровичу, которого мы с полным основанием называем нашим Петром Первым. Я думаю, не надо очень много слов. Давайте быстрее увидим собственными глазами нашего дорогого земляка!
Ольге передали в руки конец верёвки. Она медленно потянула за него и серая холстина пала к ногам монумента. Толпа в первый момент замерла в молчаливом изумлении, а потом раздались смешки. Но вовсе не издевательские, а самого доброго и впрямь весёлого свойства. Не сразу понявший, в чём дело, Заусайлов оглянулся на памятник. И тоже заулыбался. Со своим бронзовым предком они были похожи как две капли воды. И в данном случае выражение это вовсе не казалось обычной фигурой речи. Уж так распорядилась природа и скульптор Мухин. Во всяком случае, при желании Пётр Петрович мог считать сей монумент памятником самому себе. И он был совсем не против такой постановки вопроса.
Сам скульптор Мухин, теребя бородку, стоял между Ольгой Ильиничной и Заусайловым. Ольга протянула ему микрофон. Скульптор поначалу попытался его отпихнуть, но всё же взял в руки. И сначала в него подул. Народу стало ещё веселей.
— Земляки! Любите искусство. Оно украшает нашу жизнь. Я — всё, — обернулся он к Заусайлову, чтоб избавиться от микрофона, словно обжигавшему ему руки.
Слово взяла представительница общественности — дородная и вполне монументальная директриса школы. Пока она говорила о воспитании подрастающего поколения на примерах, и прочее, прочее, у Ольги Ильиничны зазвонил телефон. Приложив трубку к уху, она, не меняясь в лице, выслушала сообщение. А потом, улыбнувшись самым краешком губ и бросив быстрые взгляды сначала на Сухова, потом на Васю — Царя, склонилась к Заусайлову и что–то зашептала ему в ухо. Тот несколько раз кивнул.